Демон Жалым
Шрифт:
Потом он попробовал проникнуть в толщу янтарных слоев, но быстро отказался от этой затеи, потому что оттуда исходил только солнечный свет – но не тот, к которому они все привыкли, а какой-то чересчур резкий, голубой, очень раздражающий. Словно солнце светило в какие-то другие, незнакомые, немыслимо отдаленные от них времена. Чтобы с ним работать, Сухмет даже нарастил на роговицу глаз белесую пленку, что привело Рубоса в немалое замешательство, Лотар подумал, уж не послать ли мирамца, например, еще корешков насобирать?
С этим светом почти ничего не выходило. Единственное, чего Сухмет добился,
Около полудня Лотар решил, что на сегодня Сухмет уже выдохся, но восточник вдруг резко сменил стиль своих экспериментов и теперь работал с той энергией, которой пользовался, вероятно, и Жалын. Это было очень эффектно: сначала Сухмет резко помолодел снаружи и изнутри – стал выше ростом, прямее и гораздо энергичнее. Потом, наоборот, стал сам на себя не похож – другое лицо и повадки.
А напоследок, после очень странного полутанца-полувызова этой энергии, вдруг исчез. Лотар тут же перешел на магическое видение и различил контур старого друга, нарисованный в воздухе каким-то маревом. Но для Рубоса и волшебника среднего класса он попросту испарился на месте.
Считывая его состояние прямо из сознания, Лотар понял, что Сухмет ориентировался по тем предметам, которые находились тут достаточно давно, – самой янтарной скале или коряге. Но не улавливал меняющиеся проявления этого мира, например Лотара или Рубоса.
Когда он вынырнул, то, задыхаясь, словно выскочил из воды, произнес:
– Господин мой, тебе нужно это тоже попробовать.
– Что именно?
– Это ныряние в какой-то подвременный слой, где ты видишь окружающее и в то же время остаешься недосягаемым для него. Да и сам себя не очень-то видишь.
– Как это? – спросил Рубос.
– Ну, каким-то образом не совпадаешь с существующим миром. И это гораздо эффективнее, чем, например, магия невидимости, которой мы пользовались для «Летящего Облака» . Она-то частенько не действует. Например, в сильный дождь…
– Разве? – удивился Рубос.
– Да, в дождь капли обозначают тебя не хуже, чем цветные флажки. Хотя, конечно, нужно уметь и это видеть.
– Понятно.
– А что с этим твоим подвременным слоем? – спросил Лотар.
– Представь, ты находишься в одном и том же пространстве, например у этого камня или в комнате, но через разные промежутки времени. Скажем, час спустя. Но каким-то образом через этот вот микропереход в подвременном слое можешь этот час преодолеть. Получается что-то странное, предметы, которые час назад были на одном и том же месте, для тебя видимы, и даже можно на них оказывать влияние, например, сдвинуть их подвременные тени, хотя это проявится через час, но в то же время…
– Стоп! – заорал Рубос. – Ты хочешь сказать, что я могу нырнуть в это твое проницаемое время, подойти к часовому, зарезать его, а через час из нанесенной мной раны у него ударит фонтан крови, и он умрет? А я буду все это время совершенно недосягаем для его оружия?
Лотар посмотрел на Сухмета с ожиданием, а на Рубоса – с уважением. Он
– Ну, – от напряжения Сухмет даже прищурился, – все немного сложнее. Кровь пойдет сразу, и рана сразу появится, и ты тоже будешь в пределах досягаемости, если часовой тебя поймает. Так что, конечно, вариантов гораздо больше, но в общем – да, ситуация примерно такова. Хотя и то, что ты описал, наверное, возможно. Просто я еще не думал о таком образе действия, хотя они очень похожи на методы отложенной смерти… Господин мой, – он снова обратился к Лотару, – тебе нужно нырнуть туда, чтобы понять, что я имел в виду.
Тишина, которая повисла над тремя друзьями, была содержательной и напряженной, как будто кто-то падал с большой высоты.
– Так они и застрелили Боста, из этого самого подвременья, – предположил Лотар.
Сухмет кивнул, соглашаясь. А Рубос произнес:
– А мне это напоминает еще одну странную историю. Восемнадцать лет назад, когда мы разговаривали с Кнебергишем, врачом мирамского князя, он рассказал, как к нему в лабораторию ввалились люди, которые пытались его убить или похитить. И они были абсолютно невидимы. Им не удалось расправиться с лекарем, потому что они плохо ориентировались в том виде, в каком у него там оказались… Не были ли они в состоянии этого подвременного ныряния?
– Я помню эту историю. Возможно, ты прав, – быстро ответил Сухмет, который ничего не забывал, тем более за такой микроскопический отрезок, как восемнадцать лет.
– Тогда я не очень поверил Кнебергишу, а теперь выясняется, что он говорил правду, – пробормотал Рубос.
Лотар посмотрел на восточника:
– Мы можем это использовать?
– Как именно?
– Для боя, разумеется. Нас же, как ты, может быть, еще помнишь, кормит меч, – Лотар усмехнулся.
Сухмет нахмурился. Он думал.
– Мы можем этим открытием пользоваться. Но придется очень много тренироваться – не меньше, чем для нормального владения этим самым мечом, господин. А может, даже больше.
Лотар кивнул:
– Я не против.
– Вот и отлично. Мы попробуем это позже. Сейчас я хотел еще проникнуть в природу того купола, который образуют над скалой пузыри, выходящие из посоха. Кажется, это очень вредно для тех правил, по которым он работает и по которым создавался.
– А вот мне кажется… – заговорил Рубос, но тут произошло несколько вещей одновременно.
От посоха Гурама снова отделился большой шар сгущенного воздуха и поплыл к вершине янтарной скалы. Откуда-то очень издалека зазвенели колокола опасности. И на песчаном склоне, по которому они катались вчера весь день, появилось большое облако, а потом, почти сразу за ним, еще одно. К ним кто-то очень хотел присоединиться. Лотар выхватил Гвинед и Акиф, потому что такого тембра своих колокольчиков не слышал ни разу в жизни. Он знал, что сейчас предстоит бой не на жизнь, а на смерть. И почему-то все мыслимые шансы сложились так, что работали против него. Он не стал на этом останавливаться, потому что задумываться сейчас было смертельно опасно, но это знание выстроилось перед ним с такой очевидностью, словно у него появилось еще одно качество – возможность предвидеть собственные похороны.