Демоническая интермедия. Первый экзорцист
Шрифт:
Сегодня Октавия Нимериуса не было целый день, и это ничуть не радовало его единственного шестнадцатилетнего сына. Он должен был вернуться уже к ужину, но как обычно задержался во дворце по просьбе императора.
В столь тяжёлые времена, совпавшие с переездом в чужой город, только отец и Миас могли вернуть юноше надежду на лучшее. И вот их снова не было рядом.
Минор сидел в обеденном зале и наблюдал за тем, как румяный закат постепенно уходил с балкона и скрывался за острыми верхушками молодых кипарисов. Слуга, невысокий чашник, уже был готов исполнить любую прихоть своего
Вскоре со стороны балкона, открывающего вид на внутренний дворик, появился немолодой человек в серой лацерне, почти полностью лишенной украшений. Его русые волосы до лопаток давно потеряли своё очарование, а серые пряди с каждым новым потрясением становились всё заметнее. Несмотря на недавнюю моду у мужчин носить строгие короткие стрижки, Октавий не изменял своим принципам. К тому же, ему как философу подобный вид придавал ещё большее уважение и почёт.
– Хочу, чтобы ты знал, отец: сейчас я хочу вернуться домой, – Минор махнул рукой чашнику, и тот налил Октавию в кубок разбавленного вина. – Сейчас дни скорби. Этот дом опустел, стал ещё холоднее… Пока что у меня с ним связаны только плохие воспоминания. Мне здесь не нравится.
– Не заставляй меня спорить с тобой, Минор. Я сам до сих пор ношу тёмные одежды и полностью разделяю твои чувства, – строгим, но утомлённым тоном Нимериус заставил сына задуматься над его замечанием, однако этот эффект продлился ненадолго. – Мы должны быть рядом с императором. Он полагается на нас и понимает…
– Да, и уже заставляет тебя думать над новой пьесой для своего праздника! Он ничего не понимает. Золото затуманивает ему глаза.
– Константин оказал величайшую честь нашей семье, когда посетил проводы твоей матушки. Не высказывайся о нем так.
– Но ведь он даже не говорил с ней при жизни, – Минор сделал глубокий вдох и откинулся на мягкую спинку обитого восточными тканями кресла.
Его рука помассировала лоб, убрала назад мешающиеся волнистые пряди до мочек ушей и медленно легла на стол. Поставив кубок на место, Нимериус на противоположном краю стола выпрямился и краем глаза взглянул на раскаявшегося сына.
– Отец, прости, я правда сейчас поступил неправильно, говоря так. Но я хотел бы верить, что ты и вправду понимаешь мои чувства. Я не хочу допустить недоразумений между нами, – голос был сдержан, но очень печален. – Плутон забрал у нас с тобой Кассандру, а теперь император забирает у меня тебя.
– Ты чувствуешь себя здесь одиноко, я вижу это. Но ты должен радоваться, что Зосим со своей семьёй переехал сюда даже раньше нас. У тебя есть компания. Миас хорошо на тебя влияет.
Минор выдержал паузу, вырисовывая на столе какие-то фигуры и каждый раз тревожась и нервничая при упоминании этого имени, столь приятного на слух. Он очень боялся, что их тайна лживыми и преувеличенными слухами разойдётся по всему Византию, и тогда их семьям нельзя будет пересекаться вообще. Репутация их отцов будет запятнана, а карьера – загублена… И он должен был, наоборот, радоваться, что все вокруг считали их лишь друзьями детства. Но тревожные мысли глубоко засели у него в голове.
– Я до сих пор думаю о том дне.
– Я
– Ужин, однако, не задался, – постарался разрядить обстановку Минор, но тотчас же нарочно покашлял и тяжко вздохнул: – Почему боги разгневались на нашу семью?
Они подавленно переглянулись, и даже молчаливый чашник проникся их горем.
– Я собираюсь посетить сегодня храм Весты и Юноны. Ясный вечер для прогулки, отчищающей мысли и разум от всех тревог. Но я знаю, что ты не пойдёшь со мной, ведь ты был там сегодня утром.
– Ты прав. Как всегда.
– Молитвы и дары должны задобрить богов. Но сильно надеяться на них, конечно, не стоит.
Лицо Октавия, а в особенности – широкие седые брови, отразило тревогу и тяжесть мыслей. Минор, без слов понимающий отца даже в самые тяжёлые времена, понял причину его сомнений и резко вышел из-за стола. Грусть слетела с его лица лёгким полотном.
– Ты ставишь под сомнение наших богов? Если так и будет продолжаться, то они ещё сильнее разозлятся на нас. Отец, не ты ли учил меня всем тем молитвам, которые я сейчас знаю? Не ты ли с матушкой каждый вечер рассказывал мне истории о богах, основателях великого Рима? Неужели ты поддерживаешь эту «единую веру», о которой все сейчас так бурно говорят?
– К чему такие резкие выводы, сын мой?
– Я хочу найти разгадку. И только боги… наши боги помогут нам в этом, – он с мольбой взглянул на отца. – Мама поклонялась им. Они не могли допустить её смерти просто так. Есть же какая-то причина. Я тоже злюсь на них за это, но эта злоба ни к чему хорошему не приведёт. Нам нужно снова получить их благословение.
– Наконец, я слышу от тебя правильные слова, – начал рассуждать Нимериус. – Я никогда не сомневался в наших покровителях, Минор. Я усомнился лишь в их причастности к смерти моей жены. Я не могу поверить, что наши боги на такое способны. Эта загадка не даёт мне покоя.
Минор быстро осознал свою ошибку и буквально возненавидел себя за предрассудки и импульсивность. Он слишком часто выносил приговор, не подумав, а потом жалел об этом ещё несколько дней. Только отец мог оспорить решение Минора, а потому после каждого их разговора второй проводил тяжёлую бессонную ночь. А порой и не одну.
– Кто по-твоему сделал это? Боги защищали её. Они бы не позволили никому другому… – его голос дрогнул. – Тронуть её. Боюсь, так они пытаются сказать нам что-то. Но что?
– Никто, даже я, не может знать все, Минор.
– Да, и нам остаётся только молиться, – с этими словами он покинул обеденный зал.
Ещё несколько минут Нимериус сидел в напряженном молчании. Рядом остывал ужин. Пальцы его левой руки подушечками часто-часто касались красочной благородной скатерти, будто играли на лютне или растушёвывали пигмент на камне. Глаза также встревоженно метались из стороны в сторону, будто старались найти знакомое лицо в толпе.
Потом он вдруг резко поднял голову и уставился на чашника в другом конце зала. По спине слуги пробежал холодок, заставляющий тотчас же выпрямиться и опустить плечи.