Демонический отбор. Захомутать и обезвредить
Шрифт:
Допустим, вылезти у меня на энтузиазме получилось. Вцепиться изо всех сил в камень — тоже, сделать шаг вправо — без проблем. А вот дальше случилась маленькая проблема. Я внезапно осознала, что боюсь расшибиться в лепешку. Прям-таки озарение настигло и замерцало перед глазами жирными буквами: ХОЧУ ЖИТЬ.
Не так уж мне и нужен этот император.
Надо бы влезть обратно, да никак. Ноги как подкосились, руки стали ватными. Высота небольшая, пролезть можно, но страшно. Аж сердце выпрыгивает!
Стоялось мне хорошо, даже относительно
Ладно, поднатужимся… на раз-два…
И тут я увидела краем глаза (потому что остальная часть глаз, как и лица, была сбоку от окна), как дверь в мою спальню открывается, и на пороге замирает Эдвард.
— А где Виктория? — спросил он, заглянув в открытую ванную комнату. — Ещё не вернулась?
— Никак нет, великий правитель! Вернулась с полчаса назад, прочитала ваше письмо, обиделась и ушла спать!
— На меня обиделась?
— На меня, — вздохнул сентиментальный шкаф и тоже вошел в спальню. — Не пустил её куда-то, она и начала дуться. Эй, а куда это она делась?
— Вот и мне интересно.
Вид из окна открывался прекрасный: на вытянувшуюся морду стражника, который умудрился потерять меня в четырех стенах, на озадаченного императора, который даже шкаф открыл и под кровать глянул.
Жаль только, что скоро идиллия кончится, потому что пальцы онемели.
Переоценила свои силы, что уж там.
— Спасите… — пискнула я. — Помогите…
В первую секунду Эдвард никак не отреагировал, лишь бросил рассеянный взгляд на распахнутое настежь окно, зато во вторую…
Во вторую он схватил меня за шкирку и втащил в комнату как безродную кошку.
— Свободны! — рявкнул на стражника. — Ты спятила?
— Не-а, — ответила я радостно, вцепляясь всеми конечностями в императора.
Спаситель ты мой, родненький!
— Нет, я подозревал, что у тебя есть враги. Но не догадывался, что главный твой враг – ты сама. Ты собиралась совершить самоубийство?
— Не-а, — повторила, мотнув головой.
— Зачем тогда? — он ощупал меня, потрогал холодный лоб. — От кого-то пряталась?
— Всё ещё не-а.
— А с какой целью, позволь уточнить, ты полезла в окно?
— Хотела увидеть тебя, — честно призналась я в своем позоре, а затем рассказала про письмо, стражника и детские лазания по домам.
Он слушал меня с закушенной губой, едва сдерживаясь. Но стоило мне закончить, как Эдвард расхохотался и прорыдал:
— Иногда мне кажется, что ты досталась за все мои грехи.
— Но тебе же нравилось грешить? Вот, расплачивайся.
— Мне и сейчас нравится… — по-мальчишески подмигнул Эдвард и, скользнув к двери, щелкнул замком.
ЭДВАРД
Она - человек-проклятие. В прямом смысле. Персональное. Самое злостное. Неотвратимое. Моя дьявольская печать, о которой совсем недавно я не подозревал, но отныне она выжигает, испепеляет, колет. Что-то, что сильнее магии, сильнее
Сильнее жизни и смерти.
Я не догадывался, что можно так желать кого-то. Физически, духовно. Терять голову в попытках забыться. С каждым днем моя тяга к ней становится всё сильнее, она точно стальной канат, которому не суждено порваться, сколько не пытайся перетереть его.
Что это: последствия истинной связи или нечто другое, глубже и оттого смертоноснее?
Меня не убьет яд, текущий по венам. Не убьет лезвие вражеского меча в пылу схватки.
Меня уничтожит эта девушка. Хрупкая, почти тростиночка. С гигантскими глазами, которые всегда распахнуты в немом изумлении. Она кажется наивной и очаровательной. Недоступной, ибо боязно даже касаться её фарфоровой кожи. Рассыплется. Треснет. Сломается.
Но внутри неё бушует стихия.
Её поступки необъяснимы, каждый шаг как вслепую. Что она вытворит сегодня? Чем удивит? Бросится тебе под колеса? Предложит себя жертвой? Вылезет в окно?
Катастрофа!
Плакать или смеяться? Как не сойти с ума в догадках, чем она решит угробить себя завтра и чем грозят её выходки для неё же самой?
Когда ты рационален, когда каждый твой шаг расписан с младенчества, когда у тебя всё просчитано наперед, — невозможно находиться рядом с такой, как она. Словно добровольно шагаю в пропасть, из которой не выбраться.
Но я смотрю ей в глаза и вижу там отблески собственного безумия.
Зачем я пришел к ней сегодня, хотя сам же пообещал себе не пересекать черту? Точно помутнение. Иными словами не объяснить. Написал письмо, передал и… как с ума сошел. Каждая мысль — о ней. Казалось, не приду, не проведаю — умру.
А она на стук не отвечала…
Кто ж знал, что эту неугомонную девицу занесло прямиком на стену!
А если бы сорвалась?
Что за наказание?!
Виктория — Тори — стоит, выпрямившись, как солдат на торжественном параде. Настороженно изучает меня. Кажется, вот-вот сорвется с места, только бы не находиться наедине со мной.
Правильно сделает, ибо мысли мои полны скверны. Ни единого доброго побуждения. Сплошь порок, черный, губительный... вожделенный.
В голове все «против» сметаются одним-единственным, зато непрошибаемым «за»: мне жизненно необходима эта девушка. Как глоток воздуха утопающему, как лекарство смертельно больному.
Я и так болен.
Ею.
Подхожу медленно, вымеряя каждый шаг.
— Тори… — начинаю и не знаю, как закончить.
Чувствую себя идиотом, лишенным дара речи. Взгляд концентрируется на полных губах, и меня прошибает энергетической волной. Рубит надвое.
— Эдвард? — ехидно вопрошает она моим же тоном. — У тебя какие-то планы на сегодняшнюю ночь? М-м-м, какие же, позволь узнать? Что-то случилось? Ты впервые назвал меня... иначе. Ну, Тори... А то обычно "леди Виктория". Я уже и привыкла как-то, знаешь ли.