Дэмономания

Краули Джон

— А к слову, — сказала Роузи, отодвигая стул и вставая из-за стола. — Знаете, ночь просто роскошная. Пошли посмотрим на звезды. Прогуляемся.

У Дальней Заимки Шедоу растекается и на время сворачивает к югу. Небо над ней открывается до самого горизонта. Луна еще не взошла.

— Ух ты, ну и розы у тебя, Вэл! — удивленно воскликнула Роузи. — Смотри, какие у них плоды. Большущие.

— Да ну? — отозвалась Вэл, присматриваясь к кустам, ограждавшим путь к реке. Розы сажала мама, не Вэл.

— Вы их

собираете?. — На что?

— В чай. Чай из розовых плодов. Уйма витамина С.

— Нет, не-а. «Алую Розу» ^{159} — да. Розовые плоды — нет. — Она обвела их широким жестом. — Хочешь набрать себе? Сколько угодно. Я сейчас принесу корзинку.

— Нет-нет, подожди. Не возвращайся. Я вот в шляпу наберу.

У Роузи имелась коллекция шляп, старых и новых, больших и малых, шляпы были ей к лицу, она себе в них нравилась, хотя после первой приятной минуты — магазинной примерки, когда Роузи видела, как хорошеет, становится загадочной, интересной и яркой, — она редко их носила. Поводов не хватало. Она сняла широкополую шляпу с плоским верхом и принялась собирать ярко-коричневые шарики, розовощекие, как мордочки эльфов, стараясь не наткнуться на шипы.

— А что это за звезды? — спросил Споффорд у Вэл.

— О боже, — сказала Вэл. — Я в них плохо разбираюсь. Позор, конечно. Но стоит мне заучить, я запутываюсь и опять все забываю. Я знаю, что Вечерняя Звезда сейчас Сатурн. В газетах писали. Вот это вот Млечный Путь, да?

— Ага, — сказал Пирс. — Вон там Лебедь облетает его снизу. Видите большой крест?

— О, — сказала Вэл. — Ни фига себе. Вижу.

— Кассиопея, — сказал Споффорд, вертя задранной головой. — Большая буква «W».

— Правильно. Собственно говоря, кресло. На боку. Мать Андромеды. А вот и она сама. Видите? В оковах.

Он рассказал им старую историю, показал Большой Квадрат — крылья Пегаса, Персей мчится на помощь, еле успел.

— А вот здесь, — говорил Пирс, повернувшись и показывая в другую сторону (небо ранней осени он знал лучше всего, только его-то и удосужился изучить), — над Млечным Путем — Стрелец. Вроде коня, вставшего на дыбы.

— Ой, — сказала Роузи. — И правда похоже. — Где? — переспросила Вэл. — Не нахожу.

Она прищурилась и подалась вперед, словно приблизила голову к черной страничке, на которой все это отпечатано.

— Он не всегда и не везде был конем, — сказал Пирс. — Хотя каждый что-то там видит. В иных странах считалось, что это ворота с Земли на Млечный Путь, путь, по которому души уходят в страну мертвых. По реке или дороге.

— Дверь, через которую мы уходим, — произнес Споффорд.

— Именно. Некоторые народы верят, что когда-то дверь находилась на Земле и под ней не было такой, ну, дырки, как сейчас, и в те времена боги и предки разгуливали по земле.

— А теперь нет, — сказала Вэл.

— Теперь только в одну сторону, — сказала Роузи.

— Теперь только в одну сторону, — повторил Пирс, на мгновение вновь оказавшись в аудитории

Фрэнка Уокера Барра, где он почерпнул часть тех историй, что рассказывал там и сям: из всех, кого знал Пирс, только Барр говорил об этом так, словно дверь открыта и сейчас, словно он сам видел, как сквозь нее в обе стороны проходят боги, чтобы появиться в истории, а затем вернуться к звездам и самим стать звездами.

Старина Барр.

Вселенная, в которой мы живем, говаривал он, создана из пространства и материи, но так было не всегда, когда-то она была сделана не из материи, а из времени. Координаты нашей вселенной — это места, координаты прежнего универсума — моменты времени: солнцестояние и равноденствие, переходы Солнца из одного знака в другой, Луны — из одного дома в другой. И хотя мир, состоящий из пространства и материи, не может просто так закончиться, сменившись другим, мир из времени — может вполне. Космическая катастрофа может мгновенно изменить мелодию танца, а герой может снова поправить мир. Тихо и незаметно повторяются циклы, что поддерживают облик вселенной; мир исчезает беззвучно, и возникает новый. И нет мудрее того, кто сведущ.

— Мы приходим через созвездие Рака, — сказал Пирс и неуверенно поводил пальцем. — По-моему, сейчас его не видно. Считается, что наши души приходят в мир через дверь, открытую в Раке.

— И откуда же? — спросил Споффорд.

— Ну, не знаю. Просто свежеизготовленные Богом. Из рая, наверное. По ту сторону звезд.

— Ладно.

— Душа проходит сквозь нижние небеса, то есть Солнечную систему, направляясь к материнской утробе на Земле. На пути вниз, или внутрь, она проходит через сферы, одну за другой.

— Сферы?

— Конечно, планетные сферы. То есть гигантские хрустальные сферы, вставленные одна в другую, а в самом центре Земля — представьте себе, что это так.

— А что, не так? — спросила Вэл и заржала.

— Проходя через каждую из сфер, душа обретает дар или одеяние, некую материальную оболочку, покрытие, и чем ниже душа спускается, тем оно толще. Эти оболочки, или дары, — свойства тех сфер, через которые мы проходим. Это характеры различных планет, и они делают нас тем, что мы есть и какие мы есть.

— Ты все выдумьшаешь? — спросила Роузи, продолжая наполнять шляпу.

— Нет. Ни слова. — Он сложил руки за спиной. — Не выдумываю. Что не значит, будто это правда.

Роузи, оторвавшись от своего занятия, фыркнула в ответ. Споффорд взял у нее полную шляпу и вдохнул осенний аромат.

— И что все это значит?

— Просто объяснение, почему мы такие, какие есть, а не другие.

Теперь Роузи тоже с интересом смотрела вверх.

— Это значит, — продолжал Пирс, — что наша душа, когда попадает сюда и становится частью нашего тельца, которое как раз формируется, — только не спрашивайте меня, как это получается, — так вот, душа приходит уже одетой в особое тело, которое некоторым образом соткано из звездных или планетарных воздействий…