Демонтаж
Шрифт:
Оттого, что ученые отбрыкиваются от всего, что как-то связано с понятием «религия», ничего не меняется. Их убеждения базируются всего лишь на фанатичной вере. Ну а то, что они считают свои «сектантские заблуждения» самыми правильными, всего лишь доказывает их «сектантское происхождение».
Наши высказывания о том, что сообщество ученых-историков основывается на религиозных постулатах, возможно, не будут восприняты всеми одинаково. С радостью отнесемся к новости, что у кого-то возникло желание, а еще лучше аргументы для дискуссии с нами. Так что не стесняйтесь, господа! Ждем всех несогласных и обиженных.
Мало
Арсенал научных методов современных историков не блещет разнообразием. В основном все сводится лишь к перечислению хронологических фактов и фиксации их достоверности (уж насколько хорошо это выходит — другой вопрос). Мотивация поступков наших предков сведена до уровня физиологических рефлексов: крестьяне бунтовали, потому что хотели есть; князья воевали, потому что были маньяками; Константин Багрянородный окрестил Ольгу, потому что хотел секса.
Наличие у людей высших, надличностных мотивов обезьяньи последователи категорически отвергают.
Любая страница исторических трудов и учебников подтвердит наши суждения. Открывайте Сахарова на любой странице и тычьте пальцем наугад, неминуемо попадете в описание обезьяньих инстинктов. Пример:
«История России», 2005, с. 165: «На белых плащах закованных в латы рыцарей красовались огромные черные кресты — как знак того, что они являются божьими слугами, а их дело — святое. Крестоносцы объявили еретиками неверных, которых надо либо крестить, либо уничтожить, не только местные языческие племена, но и русских, которые исповедовали православие и не подчинялись Римской церкви. На деле же речь шла о захвате новых земель, покорении народов, овладении торговыми путями.
Вскоре в этих краях появился еще один воинственный немецкий духовный орден — Тевтонский. Он был создан немецкими крестоносцами в Иерусалиме во время Первого крестового похода. Позднее польские князья пригласили его в Прибалтику для борьбы со свободолюбивыми языческими племенами пруссов».
Первое, что бросается в глаза, — это полное отсутствие у крестоносцев каких-либо религиозных пристрастий. Их помыслы направлены лишь на захват, покорение и овладение. А кресты на их плащах — это только ловкий ход. Хотя не совсем ясно, зачем для захвата чужих территорий надо непременно нашить себе кресты на плащи? Возможно, исходя из логики Сахарова, без этих крестов захватчики чувствовали себя неудобно, сильно смущались и краснели. Очевидно, перед тем как вторгнуться в Восточную Прибалтику у них прошло совещание, на котором они и придумали эту штуковину с крестами:
— А давайте завалимся в Прибалтику и все там захватим!
— Просто так захватим? Что вы? Невозможно! Мы обязательно должны из себя кого-нибудь изображать.
— Ну, давайте из себя бандитские рожи изображать, чтобы страшнее было.
— Фу-у! Как это не этично! Что подумает общественность?
— Ну, давайте тогда аргонавтов изображать, как в Древней Греции. Можно даже на какой-нибудь арфе поиграть. Не то, что этично — поэтично получится! Общественность и хлопать, и прыгать от радости будет.
— Да, аргонавты — это хорошо.
— Арфа, естественно, и корабль.
— Ну, арфа — ладно, а корабль куда потом денем? Мы же не на острова собираемся?
— Пару раз его покажем для этики, чтоб все посмотрели, а потом… на рыбалку ездить будем или под гостиницу оборудуем. Да пригодится. Найдем, куда деть.
— Ну ладно, пусть будет корабль. А костюмы какие у нас должны быть?
— Понятно какие — туники.
— Туники — это как?
— Красивые такие. Из тонкого полотна. На одном плече застегиваются…
— Из тонкого полотна?! На одном плече? Ты зиму на Балтике представляешь? Придурок! Перемерзнем все к чертовой матери! Очумел, что ли? Пошел ты со своими аргонавтами! Аргонавтов еще каких-то придумал! Не подходит. Нам другой образ нужен. Современный. И чтобы с костюмами поменьше заморочки.
— Да, сложная задача. А без образа никак нельзя?
— Сколько раз повторять, нельзя. Весь смысл в образе. Разве можно захватывать чужую территорию просто так? Ведь тогда все догадаются, что мы территорию захватываем!
— А давайте этими прикинемся, ну, как их, э-э-э… монахами. Во, точно! Монахами!
— Монахами? Что ж, вполне этично. Современно. Только как насчет одежды?
— Да проще простого. Кресты понашьем, и вперед. Даже на арфах играть не потребуется.
— Что ж. И простенько, и благовидно. Это подходит. Вот так можно в Прибалтику врываться.
Возможно, как-то так Сахаров представляет себе появление крестов на одежде крестоносцев. Хотя, может, и не совсем. У него ведь вызвало недоумение, почему крестоносцы убивали и православных, то есть таких же христиан, как и сами крестоносцы? Значит, где-то шевельнулась мысль, что кресты — это не просто бутафория. Хотя догадаться, по каким причинам католики могут убивать православных, он не может. И те, и те поклоняются кресту. Что те, что те поклоняются единому Богу. Внешне-то вроде одинаково. Очевидно, Сахарову никто никогда не рассказывал, что у людей могут быть духовные убеждения, стоящие для них выше жизни, которые внешне как раз не видны.
А теперь представьте, что вы попытались объяснить Сахарову причины войн между суннитами и шиитами… Нет уверенности, что по времени для этого хватит человеческой жизни. Да и стоит ли посвящать целую жизнь столь бесперспективному занятию? А уж рассказывать ему, в чем заключается привлекательность талибов для населения Афганистана…
Обратите внимание, как он объясняет причины, толкающие языческие племена на защиту своих земель. Просто эти племена оказались «свободолюбивые». Все остальные ведь в рабстве любят быть. Хлебом не корми, дай в рабстве побыть. А эти, понимаешь, свободолюбивые попались.
Не догадывается Сахаров, что «раболюбивых» людей на свете не бывает? Бывают только «свободолюбивые». Никто не хочет быть лишен свободы. А принудительное лишение свободы — это самое страшное наказание во всех без исключения странах. Кроме смертной казни, разумеется. И совершенно не свободолюбием объясняется то, что пруссы предпочли погибнуть до последнего человека в войне с крестоносцами. Пруссами руководил другой мотив. Пруссы погибли за то, что значило для них больше жизни и больше свободы.