Демоны Хазарии и девушка Деби

Узиэль Меир

Вокруг стола царило молчание.

«Если бы только можно было летать» – раздался голос повара из армии Ахава, подающего на десерт медовый торт, усыпанный лесными ягодами.

«Что? – рванулась к нему Тита, опрокинув стакан красного вина на скатерть. – Что ты сказал, повар?»

И не ожидая ответа, пробормотала:

«Человек рождается на страдания, как искры, чтоб устремляться вверх».

Повар смущенно спрятал руки под фартук и, заикаясь, заговорил:

«Большой путь проскакал я верхом весь затянутый в ремни, пока сегодня утром добрался сюда.

Яблоки оказались сморщенными, но съедобными. Но кто прислушается к повару? Вот я и скакал два часа в одну сторону и два часа обратно, чтобы привести хорошие яблоки».

Он словно бы не слышал, что сказала Тита, боясь, что его снова обвинят в каких-то неосуществимых планах и мечтах о полете.

Но Тита, вся светясь, сказала ему:

– Спасибо, Омри.

Да, назвала меня моим именем, вспоминал потом повар, повторяя слова:

«Человек рождается на страдания, как искры, чтоб устремляться вверх».

«О, госпожа, и ваше сиятельство, граф, как удивительно прекрасна эта строка, – лепетал повар. – Я, конечно, все время провожу среди кастрюль, господа, мой граф, и стараюсь готовить разные блюда с медом. Готовлю гречневую кашу, что умертвила, с Божьей помощью, всех свиней, но никто не хочет есть блюда, приготовленные мной из гречки. Я беспокоюсь обо всем, чтобы было достаточно соли и крутых яиц в субботу. Всё это нелегко, но очень редко я удостаиваюсь благодарности, как и эти вороны, которых расстрелял Каган и пустил в себя стрелу».

Вообще-то, повар не тот человек, которым следует заняться в конце книги, и мы не будем здесь описывать его личность и то, что он держит в своем сундуке. И все же я очень его уважаю за то, что он был первопроходцем в изготовлении блюд из гречки.

Позднее он говорил, что идея привести Ахава обратно в Хазарию по воздуху с помощью соколов, держащих в клювах сеть, было целиком его. Плод его предвидения и реализации. Это абсолютно неверно. Но в той вечерней беседе, соединились искры трех мозгов, и один из трех был повар.

«Я думал, – сказал он, – что надо учиться летать. Так мы сможем преодолеть ручей. И пусть он кипит, сколько хочет. Тому, кто летит в небе, бес не может нанести вреда. Я видел этого беса. У него нет крыльев».

«Разрешите, Ваше сиятельство, – начал он в тот вечер, боясь, что граф его прервёт, но тот с интересом продолжал его слушать. «Если разрешите, я покажу вам план этого полета».

План казался мечтой. Повар начертал на коже точные рисунки и детали летательных аппаратов, и людей, которым дадут крылья. Даже клювы чаек нарисовал повар Омри в чертежах.

Все понимали, что ничто из этого не взлетит. Такие идеи в немалом количестве, как и другие дебильные патенты, хранились в архиве странных вещей в библиотеках Хазарии.

И все же граф поблагодарил его за то, что он вложил столько сил в эту идею, и похвалил запеканку с луком, которую тот приготовил в один из осенних праздников. Граф это запомнил.

В тот день повар вернулся к кастрюлям и выпечке, вспоминая, что даже назвал ту запеканку с луком – лопатинской запеканкой в честь графа.

Этот рецепт

не был потерян во времени, а был взят в Польшу, затем появился в поваренных книгах и рецептах, публикуемых газетами. Сари Ански внесла его в выставку еврейских блюд в башне Давида, в Иерусалиме, но увольте меня и не заставляйте здесь писать о хазарских источниках еврейских яств.

Я очень уважаю повара Омри (и вовсе это не Омри из «Библиотеки» – буфета Дома писателей в Тель-Авиве, который закрылся. От этого проиграли журналисты. Омри – брат Идит и Шмуэля, сына брата моего Йосефа. Господи! Только сейчас я понял связь между этими именами).

Я очень его уважаю этого толстяка, умеющего готовить каши, супы и блюда из гречки, уважаю за его фантазии и упрямство. В Хазарии не было нехватки в еде, не было голода. Но когда однажды такое случилось, вспомнили о гречке, но это было через много лет после его смерти, после того, как Хазария ослабела от лживых союзов с соседями и нападений банд, что только кровопролитие может их успокоить.

И все же, как бы мы не уменьшали его вклад в идею полета, свое он внес. И Ахав вернулся полетом, который Деби никогда не забудет. Ох, какой крик она издала, увидев его летящим над Самбатионом! И крик долетел до него и наполнил его счастьем.

* * *

Да, Деби, это верно: человечество испокон веков жаждало летать в небе. А иудеи стремились уйти под землю. Каждый ребенок читал в энциклопедии с цветными картинками историю авиации. Книга эта была очень популярна в мое время, сначала черно-белая, потом цветная, потом возникла учебная телевизионная программа, но с теми же повторяющимися рассказами о тяге в небо, о Дедале и Икаре, о летающих аппаратах Леонардо да Винчи, о первых опытах с воздушными шарами, о летчике-еврее Отто Лилиентале и братьях Райт.

Мы, сыны Израиля, Деби, всегда жаждали исчезнуть, и лучше всего, под землей. Страсть эта и по сей день не развита и не реализована, и выглядит, как мечта безумцев, которые знают, но не умеют склонить голову перед законами природы. То, что возможно – возможно, а о невозможном вредно человеку даже думать.

Даже царь Шломо, – ты все еще со мной, Деби? – когда Бог спросил какова его просьба, не попросил у Него летающее воинство, и не проходы вглубь земли до двадцати одного и более километров, и не каналов для слияния вод реки Евфрат и реки Иордан, а лишь – сердце, умеющее судить Твой народ, ибо кто же может судить этот жестоковыйный Твой народ?

Много было неудач, Деби, пока сумели осуществить план полета, и Ахав с детьми сумел преодолеть реку. Накинули на них сеть, к которой были привязаны семьдесят ломтиков мяса. Ахав с детьми легли на сеть. И тогда освободили соколов. И каждый из них вцепился свой ломтик мяса, и все вместе они подняли сеть в воздух и перенесли ее через речушку. Бес пускал разгневанной своей пастью фонтаны, чтобы сбить сеть, но ничего у него не получилось.

Сам Ахав был собой недоволен: «Беса не убил, ручей Самбатион не иссушил, Хазарию не освободил, но все мне пели хвалу»