Демоны и сталь
Шрифт:
– Смотри мне прямо в глаза, – тихий, но не терпящий возражений голос.
– Нет! – голос отца раздался словно сквозь вату. – Макси, беги!
Яркая вспышка смела черноту и взорвалась прямо у Максимилиана в голове, растопырившись морским ежом. Его подхватило ударной волной и швырнуло вниз по лестнице, прикладывая к ступеням и поручням. От боли младший Авигнис завопил, пытаясь сгруппироваться…
И пришел в себя.
Голова прояснилась, хотя и немного кружилась от падения. Нестерпимо болели рука, плечо и спина, в лицо словно бросили горячей золы. Но зато вновь вернулось зрение, яркое и беспощадно четкое, сразу подмечающая тот ужас, который незнакомцы устроили в доме.
– Держи его! – завопили совсем рядом.
Прежде, чем руки со скрюченными пальцами схватили Максимилиана, он уже бежал прочь, подгоняемый страхом и отчаянием. Успел лишь бросить взгляд через плечо – на втором этаже медленно угасало сияние и вслед за наступающей темнотой в кабинет отца входил человек в сером.
Мелькнули стены с покосившимися картинами, перевернутый стол. Впереди замаячил спасительный выход, но навстречу шагнул ловец с расставленными руками и замотанным наглухо лицом. Максимилиан охнул, резко меняя направления движения, упал, заскреб ногтями об пол и словно загнанный кролик рванулся к приоткрытой двери во флигель. Споткнулся о порожек, качнулся вправо, врезавшись в стул. На паркет с шумом упала его забытая куртка, из кармана выскользнул кинжал брата. Не понимая что именно делает, действуя больше по наитию, Максимилиан схватил куртку и кинжал, шлепая босыми ногами по доскам побежал в недостроенную часовню. Позади грохнула врезавшаяся в стену дверь, но младший Авигнис уже видел свою цель – приоткрытое окно с пыльной мозаикой. С ходу перемахнул подоконник, ударом распахнул створку.
Уже приземляясь на мокрую землю понял, что не один.
Под деревом стоял мальчик из цирка, тот самый, с пепельными волосами. Он поддерживал худую девчонку, не давай упасть.
Ту самую девчонку из его кошмара!
– Ловите его! Хватайте! – раздался вопль над головой.
Циркач сделал неуверенный шаг, заслоняя Максимилиану дорогу.
Младший Авигнис выхватил из ножен кинжал, махнул наотмашь и сломя голову побежал прочь, продираясь сквозь кусты дикой розы.
Ему было очень холодно и страшно, от всепоглощающей тоски хотелось выть – и он выл, падая на колени и растирая по щекам слезы. Вновь поднимался и шел дальше, подгоняемый дыханием смерти, от которой чудом удалось спастись. Но радости не было, только невыносимые горечь и одиночество.
Перед глазами стояли картины кровавой расправы, ужасные подробности словно специально проявлялись особенно ярко. От них было невозможно отмахнуться, они возвращались, стоило только перестать думать о чем-то еще, кроме как о дороге впереди. А думать было необходимо, потому что, судя по всему, Максимилиан заблудился.
Вырвавшись из ставшего ловушкой дома, он сначала побежал вниз по улице, вопя и призывая на помощь. Но очень скоро пожалел об этом – город заполнили фигуры с замотанными лицами и горящими факелами, от домов эхом отражались их странные песни на незнакомом языке. А на Максимилиане не было даже личины, чтобы закрыться от них, и некоторые бросались ловить его, но, слава Свету, не преуспели, лишь неслись вслед гортанные выкрики и проклятия. В одной из подворотен младший Авигнис сорвал с забора забытую тряпку, соорудил подобие маски, попытался забиться в какой-нибудь подвал, укрыться в угольном сарае, чтобы отдохнуть и дождаться утра. Но ему не дали такой возможности – внезапно наткнувшаяся на него троица гналась за мальчишкой достаточно долго, чтобы отбить любую охоту оставаться в проклятом городе. Перепуганный, замерзший, с разбитыми в кровь ногами, сын инквизитора выскочил на окраину, не задумываясь,
Остановился лишь когда понял, что не может больше переставлять ноги, а усталость победила страх. Вокруг высились черные стены скал, и он повалился на мох под одну из нависающих глыб, пытаясь укрыться от моросящего дождя.
Короткие падения в черное безмолвие, мешающиеся с болезненным бдением, невозможно было назвать ни сном, ни отдыхом. Когда где-то рядом скатились камни – или просто показалось? – Максимилиан встрепенулся, застонал, встал и побрел дальше, будто раненый зверь – лишенный разума, но движимый инстинктами. Шел недолго, споткнулся и упал. Здесь сознание, наконец, покинуло его.
Проснулся оттого, что свело судорогой мышцы ног, закручивая канатами. Максимилиан замычал, задергался, пытаясь ущипнуть ставшие деревянными икры. Принялся бить ноги кулаками, беззвучно рыдая и скрежеща зубами.
А проклятая ночь все никак не желала кончаться, заточив его в бесконечном кошмаре, к которому теперь примешался и густой предрассветный туман. Холодный ветер буквально резал плоть, липнущая к телу одежда и промокшая насквозь куртка не спасали.
Когда кровь вернулась в конечности, Максимилиан встал и попытался пойти дальше, не желая замерзнуть на месте.
Сделал несколько шагов.
И ухнул вниз, не найдя опоры. Растопырив руки, пролетел несколько метров, с хрустом приземлился в сухой куст, чудом не выколов глаза. Хныча от боли и стирая кровь с длинных царапин, выбрался наружу. Застыл, разом позабыв обо всем.
Земля под ногами, вместе с травой, мхом и камнями, имела серовато-бурый цвет, словно покойник, пролежавший несколько дней в канаве. Над головой еще висели тяжелые тучи, под которыми обрывками паутины витали хлопья тумана, но чем дальше в сторону горизонта смотрел Максимилиан, тем более чистым становилось небо, превращаясь в огромное молочное полотно. И мир под этим небом был черно-белым, с глубокими и резкими тенями, без полутонов и оттенков. Весь какой-то уродливый, неправильный, изломанный, будто нарисованный безумцем, взявшим в руки уголь и мел. Кривые линии скал, тянущиеся вдаль, словно гнилые зубы, небрежные росчерки сухих деревьев, черные пустые глаза длинного покосившегося сарая вдалеке. И тишина – обманчивая, спокойная, мертвая. Лишь где-то померещилась поземка, да показалось странное мерцание, что пропало, стоило лишь присмотреться внимательнее.
Откуда-то издалека раздался трубный рев, мощный и протяжный. Что-то блеснуло между небом и землей, словно кто-то подсветил огромное зеркало на маяке.
Максимилиан попятился, хватаясь за амулет на шее, развернулся и, не взирая на боль во всем теле, на впивающиеся в ладони и ступни шипы, принялся карабкаться обратно, задыхаясь от страха.
Она появилась бесшумно, словно парение теплого воздуха над камнями, различимая лишь краем глаза – размытая человеческая фигурка, скорее тень, чем существо из плоти. Замерла, примеряясь к мальчишке, прыгнула атакующей коброй.
Амулет на груди Максимилиана вспыхнул, превратился из рябого в черный. Младший Авигнис от неожиданности отпрянул, плюхнулся на землю, широко раскрытыми глазами разглядывая оберег. Вскочил, выхватывая кинжал, замахал им, пытаясь защититься от невидимок. Закричал тоненько, умоляя:
– Не надо! Пожалуйста, не надо!
Вокруг уже кружили бесплотные враги, против которых было бессильно его оружие. Так вороны кружат вокруг умирающего щенка, упиваясь его отчаянным плачем.
Амулет смог поглотить еще двоих паразитов, потом превратился в обычный камень. Прежде, чем очередная лярса добралась до Максимилиана, тот успел прошептать: