День без вранья (сборник)
Шрифт:
Она посмотрела с хорошим, наивным выражением:
– Чего ты боишься?
– Себя. Тебя. Это все черт знает что. Это ненормально.
– Желать женщину и осуществлять свое желание – вполне нормально.
– Это не помешает моей музыке?
– Нет. Это помешает твоей жене.
– А как быть?
– Ты должен выбрать, что тебе важнее.
– Я уже ничего не могу…
Лавина не выбирает. Как пойдет, так и пойдет.
Вода постепенно остыла. Они тщательно вытерли друг друга. Перешли на кровать. И заснули. И спали до часу дня.
Потом проснулись
В три часа они оделись и пошли в столовую.
Обед был дорогой и невкусный, но они съели его с аппетитом. Месяцеву нравилось, что они одеты. Одежда как бы устанавливала дистанцию, разводила на расстояние. А с расстояния лучше видно друг друга. Он знал все изгибы и тайны ее тела. Но ее души и разума он не знал совсем. Они как бы заново знакомились.
Логично узнать сначала душу, потом тело. Но ведь можно и наоборот. У тел – своя правда. Тела не врут.
Люля накрасила глаза и губы, по привычке. Косметика делала ее далекой, немножко высокомерной.
– У тебя есть дети? – спросил Месяцев.
– Дочь. Пятнадцать лет.
– А тебе сколько?
– Тридцать четыре.
Он посчитал, сколько ей было, когда она родила. Девятнадцать. Значит, забеременела в восемнадцать. А половую жизнь начала в шестнадцать. Если не в пятнадцать…
Ревность подступила к горлу, как тошнота.
– Это моя дочь от первого брака, – уточнила Люля.
– Сколько же у тебя было мужей?
– Два, – просто сказала Люля.
– Не много?
– Первый – студенческий. Дурацкий. А второй сознательный.
– Что же ты ушла?
– Надоело. Я ведь говорила.
– А любовники у тебя были?
– Естественно, – удивилась Люля.
– Почему «естественно»? Совсем не естественно. Вот у моей жены нет других интересов, кроме меня и детей.
– Если бы у меня был такой муж, как ты, я тоже не имела бы других интересов.
В груди Месяцева взмыла симфония «Ромео и Джульетта» Чайковского. Тема любви. Он был музыкант, и все лучшее в его жизни было связано со звуками.
Он не мог говорить. Сидел и слушал в себе симфонию. Она тоже молчала. Значит, слышала его. Понимала. Ловила его волны. Месяцев очнулся:
– А где твоя дочь сейчас?
– С матерью моего мужа.
– Ты не помиришься с мужем?
– Теперь нет.
Месяцев смотрел в стакан с компотом, чтобы не смотреть на Люлю. Логично было сказать: «Давай не будем расставаться». Но этого он сказать не мог. Ирина, Алик, Аня и теща. Да, и теща, и жених Ани, все они – планета. А Люля – другая планета. И эти планеты должны вращаться вокруг него, как вокруг Солнца. Не сталкиваясь. А если столкнутся – вселенская катастрофа. Конец мира. Апокалипсис.
– Я чего приехал… – пробормотал Месяцев. –
– Я запишу своей рукой, – сказала Люля.
Она взяла его записную книжку, вынула из сумочки карандаш. Открыла на букву «Л» и записала крупными цифрами. Подчеркнула. Поставила восклицательный знак.
Шел пятый час. Месяцеву надо было уезжать. Ревность опять подняла голову, как змея.
– Нечего тебе здесь делать, – сказал он. – В номере воняет краской. Обед собачий. Ты одна, как сирота в интернате.
– А дома что? – спросила Люля. – Тут хоть готовить не надо.
– Я не могу без тебя, – сознался Месяцев.
– Ты делаешь мне предложение?
– Нет, – торопливо отрекся он.
– Тогда куда торопиться? Еще неделя, другая… Куда мы опаздываем?
– Я не могу без тебя, – повторил Месяцев.
– Я тебе позвоню, – пообещала Люля. – Дай мне твой телефон.
– Мне не надо звонить.
– Почему? – спросила Люля.
– Не принято.
– Понятно… – проговорила Люля. – Жена – священная корова.
– Похоже, – согласился Месяцев. – Я сам тебе позвоню. Давай договоримся…
– Договариваются о бизнесе. А здесь стихия. Ветер ведь не договаривается с поляной, когда он прилетит…
«Здесь не ветер с поляной. А лавина с горами», – подумал Месяцев, но ничего не сказал.
Люля стала какая-то чужая. Жесткая. И ему захотелось вынести себя за скобки. Пусть плавает по своей орбите. А он – по своей.
Месяцев возвращался в город. Он обманул по крайней мере троих: журналиста, помощника Сережу и старинного друга Льва Борисовича, к которому обещал зайти. Однако журналисты – люди привычные. Их в дверь – они в окно. Сережа получает у него зарплату. А старинный друг – на то и друг, чтобы понять и простить.
О том, что он обманывает жену, Месяцев как-то не подумал. Люля и Ирина – это две параллельные прямые, которые не пересекутся, сколько бы их ни продолжали. Два параллельных мира со своими законами.
«Ветер, – вспомнил Месяцев. – Стихия. Врет все. Кому она звонила, когда просила жетон? И какое напряженное было у нее лицо… Что-то не получалось. С кем-то выясняла отношения. Конечно же, с мужчиной… Женщина не может уйти от мужа в пустоту. Значит, кто-то ее сманил. Пообещал, а потом передумал. И она села между двух стульев. Поэтому и плакала, когда сидела в зале и слушала музыку. Поэтому и отдалась на снегу. Мстила. А сейчас наверняка звонит и задает вопросы».
Месяцев развернул машину и поехал обратно. Зачем? Непонятно. Что он мог ей предложить? Часть себя. Значит, и он тоже должен рассчитывать на часть. Не на целое. Сознанием он все понимал, но бессознательное развернуло его и гнало по кольцевой дороге.
Месяцев подъехал к корпусу. Вышел из машины.
Дежурная сменилась. Была другая.
– Вам кого? – спросила она.
– Елену Геннадьевну.
– Как фамилия?
– Я не знаю, – сказал Месяцев.
– А в каком номере?
– Не помню. – Месяцев зрительно знал расположение ее номера.