«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.
Шрифт:
Встав из-за стола, Константин прошелся в угол кабинета, где за подзорной трубой был спрятан портрет президента России, Путина. Танасе преклонялся перед судьбой этого человека, и втайне надеялся, что рано или поздно повторит его путь.
— Чем черт не шутит? — спрашивал он себя. — Вдруг и я когда-нибудь стану президентом?
И понимал: станет. Кто, как не он, — человек, который вот — вот схватит опаснейшего террориста мира, — достоин крепко взять в свои мужественные руки руль тонущего корабля по названию Молдавия? Но это потом. А сейчас надо заняться делами.
Константин смахнул пыль с портрета, и спрятал его за трубу. Потом подумал, и решил перепрятать. Очень долго директор
— Это добрый знак, — прошептал Танасе, — что меня посетила такая хорошая идея.
Подмигнув коллеге, Танасе включил диктофон. Настало время ознакомиться со следующей прослушкой лейтенанта Петреску. На этот раз записывающее устройство установили у Сергея в кабинете, поэтому Танасе мог не опасаться, что запишут и Наталью. Привычно поморщившись, Константин прослушал песню группы «Гостья из будущего». Началась запись прослушки.
— Послушайте, Балан, вы же интеллигентный человек, — укоризненно говорил собеседнику Петреску.
Голос у лейтенанта был уставший, с удовлетворением отметил Танасе.
— А что я могу поделать? — хрипло забубнил человек, с которым беседовал лейтенант, и Константин узнал голос журналиста Дана, — Это не люди, а животные. В туалете они курят, на кухне, простите, гадят.
— Но это же не повод бить людей до потери пульса, — мягко увещевал Петреску.
— А что, — встревожился Балан, — у него пульс действительно пропал? Меня посадят в тюрьму?
— Нет, — заверил его Петреску, — на этот раз не посадят. Я считаю, что лучшая мера борьбы с преступлениями, это их профилактика. Но вам необходимо что-то менять в своей жизни. Вы слишком много пьете, у вас сдают нервы. Чего уж там, ни к черту у вас нервы.
— Это верно, — горько согласился Балан. — Кстати, лейтенант, моя соседка, ну, та, что балерина, еще раз просила передать вам огромную благодарность.
— А, ерунда, — отмахнулся Петреску, — вернемся к вам. Поймите, в этом районе вам не место. Здесь живут люмпены. Асоциальные личности. Еще немного, и вы станете таким же.
— Лейтенант, а позвольте спросить вас, что вы делаете в этом районе? Молодой, способный полицейский, из обеспеченной, насколько я знаю, семьи…
— Я знаю, что вы мне не поверите, как и никто не верит, но — я верю, что принесу здесь пользу.
— Ну, почему же не верить? По крайней мере, мне вы уже помогли, колонку вернули…
— Давеча в вашем доме отключали воду, — вспомнил Петреску.
— Да. А что?
— Я бы вас убедительно просил, — слова давались Петреску с трудом, слышно было, что он стесняется, — не выбрасывать отходы жизнедеятельности в целлофановых кульках из окна.
Наступила пауза. Танасе, согнувшись пополам, хлопал себя по ляжкам, и плакал от смеха.
— Простите, — неловко вымолвил Балан. — Я так понимаю, убеждать вас, что я, в отличие от остальных обитателей дома, так не поступаю, бессмысленно?
— Это вы меня простите. Конечно, бессмысленно. Просто кулек с теми самыми отходами вылетал из вашего окна как раз на крышу нашего служебного автомобиля.
— В человеке уживается высокое и низкое, лейтенант. Можно выбрасывать из окна дерьмо в пакете на улицу, и быть при этом святым, почти ангелом.
— Сомневаюсь, — сухо ответил прагматичный Петреску. — Весьма сильно.
На пленке послышался шорох. Балан встает на стул, догадался Танасе.
— Что
— Слушайте. Умоляю вас, слушайте меня, лейтенант, — с надрывом попросил Балан, и, шумно сопя, начал декламировать:
Я был счастлив с вами один Только раз Кажется, В Болгарии. Город Балчик, Где чайки рыбу рвут Кривыми когтями На балках, Вспотевших от южной Страсти, Где горы слоятся Как сыр, Обжигает ракия. Я был с вами счастлив Один только раз Кажется, Я был молод и вы Не стары. На набережной, От любви посеревшей, Толпились разбитые корабли. Я был ваш Фитцджеральд, А вы — его сумасшедшей. Я был Хэмингуэй и Лорка, Вийон, и отчасти Гашек, Скажите, разве не странно Это При антагонизме нашем? Мы ведь с вами совсем не похожи. Вы ведь худшее, Что у меня было, Когда полночь на ратуше Балчика Простучало-звонило-отбило, Я отчаянно клеил болгарок, Заигрывал с официанткой. Вы сквозь лакричный вкус Мастики Лыбились — комедиантка. Помните день, когда змеи На прибрежные камни вползали, В зубах у них были странные Рыбы-чудо, Глазами сверкали. Я вас ненавижу, но все же Счастлив был С вами, Кажется, На заброшенном скользком моле В городе у моря — Балчике…— Что с вами? — осведомился лейтенант, — вам нехорошо?
— Да. Я всегда чуть волнуюсь, когда читаю свои стихи. Это стихотворение было издано в Бухаресте. 1996 год. Издательство «Конштиинца». Хорошие стихи?
— Отличные, — мягко согласился Петреску, — только вы слезьте со стула, пожалуйста.
— Ах, лейтенант, — расчувствовался Балан, — вы даже не подозреваете, в эпицентре каких событий находитесь. Вы — агнец на заклание. Все вас предали. Глядя на вас, я чувствую себя Иудой…
Танасе сжал кулаки. Неужели чертов болтун проговорится? К счастью, Петреску не отнесся к словам Балана серьезно.
— Вам лучше пойти домой и поспать, — выпроводил он Дана, — а то вы начинаете заговариваться. И последнее: никого в доме не бить, ладушки?
Диктофон замолк. Танасе протянул руку, чтобы выключить машинку, как послышались новые звуки. Константин закусил губу. Предчувствия его не обманули.
— Так вот где работает мой лейтенант, мой мужчина, мой мачо в кителе, — замурлыкал с пленки голос Натальи.