День их возвращения. Враждебные звезды
Шрифт:
Единственными здесь, с кем я мог бы найти хоть какие-то точки соприкосновения, являются, конечно, горожане из высшего класса. Предприниматели, представители исполнительных властей, новаторы-космополиты, которым много приходится иметь дело с самыми развитыми частями Империи.
– Скваттеры в Вебе, - презрительно произнесла она.
– Да, у них легко найти сочувствие. Все, что угодно, ради выгоды.
– Вот сейчас и вы являетесь одной из тех, кто находится под впечатлением своих иллюзий, - с упреком сказал Десаи.
– Правда, несомненно, часть из них является жалкими оппортунистами. Разве совсем нет таких среди землевладельцев
Десаи вздохнул.
– По крайней мере, признайте тот факт, что чем лучше мы, импи, понимаем вас, тем лучше вас же. Фактически, наше понимание друг друга, могло бы быть жизненно важным. Ну а, если уж быть откровенным, если бы я знал точно, (о чем смутно догадываюсь) значение в вашей культуре памятника Мак-Кормаку и вооруженным семействам, я мог бы убедить правительство сектора отменить свой приказ о его закрытии. Тогда мы не спровоцировали бы многих преступлений.
Боль исказила ее лицо.
– Может быть, - сказала она.
– Мои обязанности здесь, - сказал он ей, - во-первых, поддерживать Пакт, включая гражданское право и порядок; в конечном счете, обеспечить, чтобы они соблюдались, когда земные войска уйдут, в конце концов, домой. Но что следует сделать? Как? Следует ли нам, например, полностью пересмотреть основные структуры? Особенно, касательно того, чтобы отнять власть у землевладельцев, чей милитаризм сделал возможным восстание, и создать парламент, основанный на строго всеобщем избирательном праве?
– Десаи наблюдал, как реагирует собеседница. Она становилась более открытой к нему.
– Вы шокированы? Возмущены? Не верите себе, что такие катастрофические перемены возможны и принесут свои плоды?
Он наклонился вперед.
– Моя леди, - сказал он, - среди тех ужасов, с которыми я живу, есть убеждение. Оно основано на всей истории, которую я изучал, и на всем непосредственном опыте, которым я обладаю. Устрашающе просто развеять и смести побежденные и оккупированные народы. Это неоднократно приходило мне на ум. Иногда, два победителя с различными идеологиями делят побежденного между собой с целью "реформирования". И в последствии побежденный навсегда остается разделенным, а обе его половины еще более фанатично воспринимают идеологию победителей, чем они сами, тем самым став противниками друг друга.
Ему даже дурно стало от нехватки воздуха. Сделав глубокий вздох Десаи продолжил:
– Конечно, может быть и по-другому. Оккупация может быть снята раньше времени, или победитель недостаточно тщательно проведет преобразования… Б итоге получив постоянный источник волнений.
Так вот, моя леди, кое у кого в правительстве есть мнение, что сектор Альфа Круцио никогда не будет спокойным, пока Аэнеас не будет переделан по земному образцу. И таких немало.
Я же чувствую, что это не только не верно, но и смертельно опасно. Что бы ни говорили психодинамисты, я не верю в хорошие результаты радикальной хирургии на гордом и энергичном народе. В вас есть что-то уникальное и в основе своей - я чувствую это - хорошее и ценное для человечества.
Я хочу сделать минимальные, а не максимальные изменения. Пусть они ни к чему не приведут, кроме укрепления торговых связей с центральными звездами
Вы не могли бы помочь понять мне ваши песни?
Наступило молчание, продолжавшееся под завывающий ветер на улице, до тех пор, пока мышонок очень робко не напомнил о себе. Казалось, что это отвлекло Татьяну от ее мыслей. Она встряхнулась и сказала:
– То, о чем вы просите, является более близким знакомством, Комиссионер. Это дружба.
Он нервно засмеялся.
– Я не могу принять никаких возражений. К сожалению, у меня нет даже минимума времени для такой откровенной дискуссии, какой бы мне хотелось. Но если, о-о, если бы вы, молодые аэнеанцы, смогли побрататься с молодыми офицерами, техниками, работниками космоса. Вы бы узнали, что они хорошие люди, вы бы могли немного посочувствовать их одиночеству, а у них есть опыт общения с другими мирами, они могли бы поведать вам многое, о чем вы никогда не слышали…
– Не знаю, возможно ли это, - сказала Татьяна.
– Во всяком случае, не с моей помощью. Сомневаюсь, что я могу быть полезной, когда ваши ищейки охотятся за моим любимым.
– Я думаю, что это еще одна тема, которую мы могли бы обсудить, - сказал Десаи.
– Нет, не о том, где он может находиться, какие у него планы, нет, нет. Но как вызволить его из ловушки, которую он сам захлопнул. Ничто не сделало бы меня более счастливым, чем возможность даровать ему прощение. Не можем ли мы придумать способ?
Она бросила на него удивленный взгляд прежде, чем медленно произнесла:
– Хотелось бы верить, что вы имеете в виду именно это.
– Вне всякого сомнения, это я и имею в виду. И скажу вам почему. В конце концов, мы, импи, имеем своих агентов и информаторов, не говоря уже об особых средствах слежения. Мы не полностью слепы и глухи к событиям и течениям, скрывающимся за ними. Нельзя скрыть от людей тот факт, что Ивар Фридериксон, наследник Первого человека Илиона, возглавил новое, открытое и спланированное сопротивление. Его сообщники, которые были убиты, ранены, взяты в плен, рассматриваются вами, как мученики. О нем, в большинстве своем, шепчут, как о правом борце за свободу - правомочном короле, если хотите - который возвратится.
– Улыбка Десаи могла бы показаться зловещей, если бы не его пухлые черты лица.
– Заметьте отсутствие публичных заявлений его родственников, кроме формальных выражений сожаления о "несчастном инциденте". Мы, правительство, были достаточно осторожны, чтобы не давить на них. О-о, мы были осторожны!
Тягостная атмосфера была подобна вечному шуму для непривычного слуха. Он едва смог услышать то, что она произнесла:
– Что бы вы могли сделать… для него?
– Если он, безусловно, по своей собственной воле, заявил, что изменил свою точку зрения - не в отношении Империи, нет, просто признав, что на протяжении основного времени существования, Аэнеас жил под ее управлением неплохо, и это может
снова стать реальностью. Ну тогда, я думаю, его и его сообщников не только бы простили, но оккупационное правительство могло бы пойти на ряд уступок.