День исполнения желаний: Рассказы о мальчике, выросшем в Варшаве
Шрифт:
Перво-наперво я поспешил убраться прочь с Крохмальной улицы, где все меня знали как облупленного. Здесь мне было не развернуться. А вот на Гнойной меня не знали. Я махнул извозчику, и тот остановил дрожки.
— Чего изволите, барин?
— Прокатиться хочу.
— Куда прикажете?
— На другие улицы.
— На какие такие другие улицы?
— Отвезите меня на Налевки.
— Что ж, давай сорок грошей — отвезу. Деньги-то у тебя есть?
Я показал вознице рубль.
— По рукам, но деньги вперед.
Я дал извозчику рубль. Он повертел его в руках, проверяя, не фальшивый ли, а потом отсчитал сдачу: четыре монетки по сорок грошей. Я вскарабкался на дрожки. Извозчик щелкнул кнутом и тронул так
Но возница мой оказался мошенником. Не проехав и полпути, он остановился и скомандовал мне:
— Хватит. А ну-ка слазь!
— Но это же еще не Налевки! — заупирался я.
— Слазь, а то как отхожу кнутом!
Эх, будь я богатырем, как Самсон, уж я бы показал этому бандиту, этому прохиндею! Я бы его в порошок растер, на кусочки изрубил! Но я был всего лишь маленьким мальчиком, а у моего обидчика в руках был кнут.
Я слез с дрожек. Но разве можно долго горевать, когда у тебя в кармане четыре монетки по сорок грошей? Завидев кондитерскую лавку, я прямиком направился туда в поисках новых наслаждений. Я накупил всего понемногу. Выбирал обстоятельно, старался все попробовать. Другие покупатели подозрительно косились на меня, наверное, думали, что я украл эти деньги. Одна девочка крикнула:
— Полюбуйтесь-ка на этого хасиденка!
— Эй, недоумок, чтобы черти побрали сынка твоего папаши! — поддразнил меня какой-то мальчишка.
Я вышел из лавки нагруженный покупками и направился к Красинскому парку. На перекрестке меня едва не сбили с ног. Добравшись до парка, я принялся лакомиться своими сластями. Мимо проходил мальчишка — я дал ему шоколадку. Он схватил ее и, не поблагодарив, убежал прочь. Я вышел к пруду и стал кормить лебедей — тоже шоколадом. Женщины показывали на меня пальцами, смеялись и судачили обо мне по-польски. Ко мне подошли нарядно одетые девочки с обручами и мячиками. Я великодушно угостил и их конфетами. Я чувствовал себя богачом-благотворителем, одаривающим обездоленных.
Конфеты скоро кончились, но деньги еще оставались. Мне захотелось снова прокатиться на дрожках. Я уселся в новый экипаж, и возница спросил, куда меня везти. Я хотел было сказать: «На Крохмальную», но какой-то бес внутри подбил меня выпалить: «Вези на Маршалковскую».
— А дом который?
Я назвал первый попавшийся номер.
На этот раз извозчик оказался честным человеком. Он довез меня точно по адресу и не потребовал платы вперед. По пути с нами поравнялись другие дрожки. В них восседала полногрудая дама в шляпе со страусовыми перьями. Мой возница перебросился парой фраз на идише с другим извозчиком. Даме это не понравилось, но еще больше возмутил ее малолетний пассажир с рыжими пейсами и черной бархатной ермолкой на голове. Дама то и дело кидала на меня гневные взгляды. Время от времени обе повозки останавливались, чтобы пропустить трамвай или груженую подводу. Полицейский, стоявший у трамвайных путей, вытаращил глаза, заметив меня и даму. Я было испугался, что он меня арестует, но полицейский только рассмеялся.
Я всего боялся. Боялся божьей кары, отца, матери и поминутно проверял: не выпали ли деньги через дыру в кармане. А что если возница на поверку окажется злодеем, возьмет
— И к кому ты приехал? — спросил извозчик.
— К врачу, — соврал я, не моргнув глазом.
— А что у тебя за хворь?
— Кашель.
— Ты, верно, сирота, так?
— Ага.
— Деревенский, поди?
— Да.
— Из каких мест?
Я назвал какой-то городишко.
— А талес-котн носишь?
Я не стал отвечать на этот вопрос. Какое ему дело, что я ношу под рубашкой? Мне хотелось, чтобы извозчик поскорее уехал, но он не трогался с места. Пришлось шмыгнуть в незнакомые ворота. Однако во дворе меня поджидала новая напасть — здоровенный пес! Зверь не сводил с меня проницательных глаз, словно хотел сказать: «Извозчика-то ты обвел вокруг пальца, но меня не проведешь! Я-то знаю, что тебе тут делать нечего». Пес оскалился, показав пасть, полную острых зубов.
Тут появился дворник:
— Что ты тут забыл?
Я начал было что-то мямлить, но он не стал меня слушать.
— Пошел вон, живо! — И он припустил за мной с метлой на перевес.
Я бросился наутек. Пес истошно взвыл. Наверняка извозчик стал свидетелем моего позорного изгнания, но разве по силам маленькому мальчику устоять против дворника, метлы и разъяренной собаки?
Хоть дела мои складывались неважно, я не унывал: у меня все еще оставались деньги. А с деньгами всегда можно придумать, как поразвлечься. Я приметил овощную лавку и устремился за новыми наслаждениями. Я указал продавцу на первый попавшийся фрукт, тот оказался таким дорогущим, что оставшихся у меня денег едва хватило, чтобы заплатить за него. Пришлось расстаться с последними грошами.
Я уже и не помню, что это был за фрукт. Кажется, гранат или нечто не менее экзотическое. Помню только, что никак не мог его очистить, а когда наконец откусил, он показался мне настоящей отравой. Однако я съел его. И тут на меня напала неуемная жажда. Во рту все пересохло и горело огнем. Я мечтал лишь об одном — запить это жжение. О, если бы только у меня остались деньги! Я бы купил целую бочку содовой. Но карманы мои опустели, вдобавок я был так далеко от дома.
Я побрел домой пешком. И тут в довершение всех моих злоключений в ботинке прорезался гвоздь. Он втыкался мне в ногу при каждом шаге. И откуда он взялся? И как назло именно сейчас! Я вошел в подворотню. Здесь не было ни собак, ни дворников. Снял ботинок. Внутри сквозь подошву торчал острющий гвоздь. Я натолкал в ботинок какую-то бумагу и поковылял дальше. Какой болью отдавался каждый шаг! Вот так мучаются грешники на ложе из гвоздей в геенне! А сколько грехов я совершил за день! Перед тем как есть конфеты, я не произнес молитвы и не пожертвовал бедным ни единого гроша из моих денег. Лишь набивал свое пузо.
Возвращение домой заняло почти два часа. Чего только я не передумал по дороге! Вдруг в мое отсутствие дома произошло нечто ужасное? Может, я и не врал вовсе, когда говорил извозчику, что я сирота. Стоило этим словам слететь с моих уст, как я и на самом деле осиротел. Может, у меня и нет больше ни отца, ни матери, ни дома. А что, если я сам изменился до неузнаваемости и, когда вернусь, ни отец, ни мать не узнают меня? Я читал про такое. Все возможно!
Знакомый мальчишка окликнул меня: