День исповеди
Шрифт:
Когда же он толкнул стеклянную дверь, оказался на ярко освещенной солнцем улице и направился к своей машине, то понял, что и сам включился в колоссальную облаву, организованную Gruppo Cardinale. Он ощутил, что его глаза без осознанного приказа от мозга сощурились, поймал себя на том, что ощупывает взглядом лица встречных. Это означало, что чувства и эмоции, которые он считал давно погребенными под спудом лет и профессионального опыта, все еще живы. Он явственно ощущал, как они продираются наружу, обдавая все его существо внутренним жаром.
Жив отец Дэниел или мертв — вопрос пока что спорный. Но Гарри Аддисон, несомненно, где-то здесь. Его непременно
Этим человеком будет сам Роскани.
38
Гарри Аддисон вышел из метро на залитую ярким июльским солнцем улицу на станции Манцони. На нем была та одежда, которую принес Геркулес, и он очень надеялся, что похож на священника, попавшего в какую-то передрягу. Отросшая щетина на лице, большая наклейка из лейкопластыря на лбу возле левого виска, на левой руке повязка, стягивавшая вместе большой, указательный и средний пальцы.
И сразу же ему пришлось вернуться к суровой реальности, поскольку на улице ему тотчас бросилась в глаза собственная фотография, напечатанная рядом с фотографией Дэнни на первых полосах газет «Мессаджеро» и «Република», украшавших витрину газетного киоска рядом с метро. Гарри повернулся и направился в другую сторону.
Прежде всего ему необходимо было умыться, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Впереди он заметил перекресток и маленькое кафе на углу. Туда он и зашел, рассчитывая, что найдет там туалет, где можно будет вымыть лицо и руки и хотя бы смочить и пригладить волосы, чтобы не иметь совсем уж неприличный вид.
В кафе оказалось с десяток посетителей; ни один из них даже головы не повернул, когда он вошел. Единственный бармен возился с кофеваркой, повернувшись спиной к залу. Гарри прошел мимо, надеясь, что туалет, если он вообще имеется в этой забегаловке, будет в глубине помещения. Так и оказалось, но в кабинке кто-то уже находился, и нужно было подождать. Отойдя на несколько шагов, Гарри прислонился к стене около окна, напряженно размышляя, что же делать дальше. И, стоя там, он заметил двух священников, которые проходили мимо по тротуару. Один с непокрытой головой, а на другом был черный берет, игриво сдвинутый вперед и набекрень, как у парижских художников из фильмов про двадцатые годы. Возможно, это был такой стиль, возможно, нет, но если один священник может так одеваться, то почему же нельзя другому?
Дверь уборной резко распахнулась, и оттуда вышел мужчина. Он взглянул на Гарри, словно вспоминал, где мог его видеть, но тут же шагнул вперед и направился в зал.
— Buon giorno, padre, [24] — сказал он, проходя мимо.
— Buon giorno, — ответил Гарри ему в спину и, стараясь не спешить, вошел в туалет и закрыл за собой дверь. Старательно задвинув хлипкую щеколду, он повернулся к зеркалу.
Собственный вид поразил его до глубины души. Мертвенно-бледное, изможденное
24
Добрый день, святой отец (ит.).
Вымыв лицо и руки самым тщательным образом (насколько позволяла повязка и наклеенный на лоб пластырь), он намочил волосы и пальцами зачесал их назад. В это время в дверь, находившуюся у него за спиной, постучали, ручка задергалась.
— Momento, — инстинктивно произнес он, лишь потом задумавшись, то ли слово употребил.
В дверь опять нетерпеливо постучали, и дверная ручка задергалась совсем уже отчаянным образом. Гарри отодвинул защелку и открыл дверь. На него гневно уставилась до глубины души возмущенная женщина, на которую его католическое одеяние не произвело ровным счетом никакого впечатления. Похоже, ей было совсем уже невмоготу. Вежливо наклонив голову, Гарри протиснулся мимо нее, пересек кафе и вышел на улицу.
Только что два человека посмотрели ему прямо в лицо, и ни один ничего не сказал. И все же он побывал в общественном заведении. Там его видели и рано или поздно — через несколько часов, а может, и через несколько минут — кто-нибудь возьмет газету и узнает его. А узнав, позвонит в полицию. Так что нужно как можно скорее убраться отсюда.
39
Роскани бежал рысцой вдоль рельсов. Скала и Кастеллетти следовали за ним. Горели лампы дежурного освещения. Повсюду торчали полицейские в бронежилетах поверх формы и с автоматами. Тут же были и начальники метрополитена, и машинист поезда, который чуть не сшиб беглеца.
— Их было двое. Этот самый американец и еще маленький человечек на костылях. Может быть, лилипут.
Роскани позвонили, когда он отъезжал от железнодорожного вокзала и направлялся в Questura. К тому времени с момента, когда в метро видели людей, прошел почти час. «Впустую потерянное время!» — сокрушался машинист. Испугавшись, что задавил человека, он остановил поезд, вернулся назад, но ничего и никого там не нашел. Потом он доложил о случившемся диспетчеру и выкинул было событие из головы. Только потом, отправившись на перерыв, он увидел фотографию Гарри в «Мессаджеро» и понял, что, пожалуй, именно на этого человека едва не наехал в туннеле.
— Вы уверены, что это был он? — допрашивал машиниста Роскани.
— Я видел его лишь секунду-другую — в свете прожекторов. Но… да, я почти уверен. И еще, у него на голове была повязка или что-то в этом роде.
— И куда они могли пойти? — Роскани обернулся к одному из представителей руководства метрополитена, высокому усачу.
— Куда угодно. На этом участке множество старых туннелей, которые по тем или иным причинам больше не используются.
Роскани задумался. Пассажиров со станций по обеим сторонам перекрытого туннеля под пристальным надзором многочисленных отрядов полицейских выводили и рассаживали по специально выделенным автобусам. Но это была лишь полумера, и довольно скоро следовало ожидать, что метро начнет задыхаться от создавшейся пробки.