День карапузов

Емец Дмитрий Александрович

Гавриловы возвращаются домой. Вот уже и улица-«восьмерка». Чернеют впереди ворота. Бегут встречать их собаки Табуретка, Мальчик и Малыш. Мальчик, как обычно, хрипло лает – это одиночное, страшное, практически львиное взрыкивание – и бросается в атаку, но шагах в двадцати всегда узнает, останавливается и со смущенным видом отворачивает в кусты, где и укладывается на землю. Табуретка же и Мальчик долго не могут успокоиться. Все бегут рядом, вертятся, лают. Потом замолкает и Мальчик, и брешет одна только Табуретка. Склочно брешет, визгливо, точно старая торговка, поругавшаяся с покупателем. Уже и покупатель

давно ушел, а она все не может успокоиться.

Правда, сегодня полаять Табуретке не удалось.

– Руки вверх! – сказала Катя, и визгливая Табуретка тотчас завалилась на спину, подставив ей свой грязный живот.

Открыв ворота, Гавриловы обнаружили, что на перилах висит полосатый половик, рядом стоит выбивалка, а все животные выкинуты на улицу и попрошайнически сидят перед дверью, ожидая момента, когда можно будет юркнуть обратно.

– Кто-то проник в наш дом! Какие-то жулики! – сказал Петя, созерцая штабель клеток, в которых прыгали крысы и зарывались в опилки хомяки.

– Надо их взорвать! – предложил Саша. – Положим им в карманы много соды, а потом нальем уксуса! Они побегут, а мы у них на дороге выкопаем яму!

– А если они побегут в другую сторону? – спросил Костя.

– Тогда мы выкопаем яму и в другой стороне! – сказал Саша, и этот аргумент показался Косте настолько веским, что он мгновенно бросился копать.

Папа с мамой переглянулись.

– Сегодня какое число? – спросил папа Гаврилов.

– Четверг, – сказала мама.

– Четверг – это не число. Сегодня восьмое декабря. Значит, мы не встретили твою маму!

– Моя мама приезжает в пятницу!

– Нет. Мама приезжает восьмого. А восьмое – это сегодня!

Протиснувшись между клетками, папа открыл двери. В дом сразу юркнула кошка. За кошкой гнался главный крыс папа Шварц, умевший открывать клетку лапкой. За Шварцем же бежали уже все дети.

– Бабушка! – кричали дети. – Еда! Подарки!

Почему-то три этих понятия – «бабушка», «еда» и «подарки» – склеивались в их сознании в одно, так что возникало некое таинственное единое «бабушкаедаподарки». Из этого как-то очень закономерно следовал вывод, что если из жизни исчезнут бабушки, то вместе с ними исчезнут и еда, и подарки.

В кухне мама и папа обнаружили бабушку Машу и прабабушку Зину. Бабушка была высокая, решительная, в квадратных очках. А прабабушка, напротив, маленькая, кругленькая, с палкой. Бабушка никогда не оставляла прабабушку, и путешествовали они тоже всегда вместе.

Вика, Алена, Катя, Саша, Костя облепили бабушек со всех сторон. Рите уже не хватило ни одной бабушки, чтобы ее обнять, и тогда она просто пролезла на четвереньках между ногами и обняла бабушкину ступню и тапку. Один Петя не обнимался, а только стоял рядом и шевелил в воздухе руками. Он считал себя выше объятий, но не выше подарков.

– И

как вы попали в дом? – спросил Петя, когда закончились все объятия, вскрикивания и поцелуи.

– Очень просто. Приехали на такси из аэропорта и залезли через балкон. В смысле я залезла и открыла двери! Не будем же мы два часа стоять у ворот, ожидая, пока нас встретят! – сказала бабушка Маша, бросая задиристый взгляд на папу.

– Через балкон?! – поразился папа. – Вы залезли через балкон? Это же высоко!

– И что тут такого? – сказала бабушка Маша. Потом немного подумала и добавила: – Разумеется, мне было непросто! Пришлось ставить один на другой четыре ящика и высоко задирать ногу… И соседи на нас как-то странно смотрели!

– А ящики откуда?

– Соседи же и дали. Я попросила. Откуда же еще? – удивилась бабушка.

Спустя пять минут она уже стояла у раковины и мыла посуду, оттирая ее губкой с такой силой, словно микробы могли забиться внутрь стенок.

– Ну и грязь же у вас, Гавриловы! Посуда вообще не должна лежать в мойке! Каждый час нахождения посуды в мойке увеличивает число болезнетворных организмов вдвое! – сказала она.

– Подумаешь! Был один микроб, а стало два! – сказал Петя.

– Ага. Было десять в двадцать третьей степени, а стало десять в сорок шестой! Никакой разницы! Все! Точка! – отчеканила бабушка. Считала она прекрасно. Недаром была когда-то главным экономистом.

Прабабушка Зина пожала плечами. С умиротворенным видом она сидела на стуле и баклажанной икрой кормила с ложечки Сашу, который послушно разевал рот и получал явное удовольствие от ситуации.

– Он же большой уже! – возмутилась Катя.

– Он скелет! – оспорила бабушка Маша. – Ребенок должен есть так, чтобы на тарелках не оставалось силы! Я всегда так ем, и вот какая я крепкая!

Она взяла за ножку тяжелую табуретку и подняла ее над головой. Табуретку начало опасно кренить на сторону, и Вика с Аленой торопливо отбежали. Бабушка поставила табуретку на место.

– А это правда, что, когда наша мама была маленькая, на ней ни одни штаны не застегивались, такая она была толстая? – спросила Алена. Она еще не понимала, что не все, что ты знаешь, надо выпаливать – что-то надо оставить и при себе.

– От кого ты это слышала? – подозрительно спросила бабушка, поворачиваясь так, чтобы увидеть отражение папы в стекле кухонного шкафчика.

– От мамы, – пришла на помощь Алене умная Катя.

Бабушка Маша расслабилась:

– А! Ну мы ели по расписанию. Творожок, кефирчик, сметанка. В подростковом возрасте она отбилась от рук и похудела! Потом начали появляться дети, и она похудела еще больше! Я вообще хотела, чтобы детей у нее было только двое! Мальчик и девочка! С интервалом в четыре года. Все. Точка.

Вскоре весь кухонный стол был заставлен тарелками и мисками. И в каждой тарелке лежали какие-нибудь грибочки, колбаска, салатики. Непонятно, откуда они вообще брались. Возможно, возникали по волшебству, поскольку раньше, до приезда бабушек, в доме Гавриловых их явно не было.