День, когда пришли марсиане
Шрифт:
Он не сомневался в этом, потому что в одном Соломон Сэйр был твердо уверен - госпиталь Управления по делам ветеранов сделал последнюю попытку. Поставщик наркотиков лучше справлялся с его «трудноизлечимой болезнью», чем они. Кроме того, не надо было носить этот дурацкий халат.
Благодаря своей стопроцентной нетрудоспособности Сэйр мог существовать, и у него еще оставалось достаточно, чтобы покупать товар у Рэйзора. Но это даже не было последствием настоящей войны. Победоносная прогулка по маленькому, крошечному дрянному островку, который оказался на пути американского бульдозера. Официально потери были «очень
– Док, - сказал он Мариано, похлопывая ее по руке со взбухшими венами под кожей, усеянной старческими пигментными пятнами, которых, казалось, становится больше с каждым днем, - эта работа как раз то, что доктор прописал. Даже еще лучше. Работать с вами так приятно.
Она вспыхнула и отдернула руку. Он говорил в ее глухое ухо, и она не все расслышала, но все-таки достаточно, чтобы смутиться.
– Графство платит вам не за то, что вы кофе тут распиваете, - резко сказала она.
– Заберите булочку с собой и выводите машину для рассыпания опилок. Попробуйте до ленча вычистить дорожки в восточной части прерии.
– Конечно, док.
Затем он поднялся и, помедлив, спросил:
– Вас марсиане действительно беспокоят? Казалось, она внезапно рассердилась - не на него, как понял Сэйр.
– Меня беспокоит все, – сказала она.
– И если у вас есть разум, то и вам следовало бы побеспокоиться.
Давным-давно, двести или более лет назад, на всей этой части штата была прерия, бесконечные травы и реки, изредка попадались леса. Эта была самая большая равнина на свете. Здесь не было гигантских рек или больших озер. От горизонта до горизонта раскинулось море ходивших волнами трав - и больше ничего.
Индейцы не приносили вреда прерии. Иногда они поджигали ее, загоняя на охоте бизонов, но для прерии было полезно временами выгорать. Сами бизоны жили прерией и удобряли ее своим навозом и, в конечном счете, своими разлагающимися трупами. Прерия и бизоны были созданы друг для друга, и небольшое вмешательство индейцев не нарушало баланса. Прерия начала исчезать только с приходом европейцев. Ее перепахали под кукурузу, залили цементом под аэродромы, закатали асфальтом под автострады. Во всем Иллинойсе, Индиане или Айове осталось не более тысячи акров изначальной прерии.
И потому профессор решила воссоздать ее.
Как профессор и глава факультета университета она имела связи. Она их использовала. Она выпросила восемнадцать сотен акров у одного богатого бездетного землевладельца, выторговала еще шестьсот акров у застройщика, которому нужно было рассчитаться с налогами, выиграла у штата несколько процессов, чтобы соединить отдельные участки и создала природный заповедник имени Джона Джеймса
Хотя и не целиком.
Рощу фруктовых деревьев на двенадцати акрах пришлось сохранить, потому что капризный старый помещик посадил их еще мальчишкой. Был еще питомник деревьев, который создал и подарил штату некий филантроп, и штат заставил доктора Мариано принять его взамен двухрядной сельской дороги. Были еще тропы, и растущие в этих местах деревья, и старый фермерский дом со старыми посевами, которые до сих пор обрабатывали раздражительные арендаторы, которые понимали, что оказались в положении зверей в зоопарке и не считали, что им за это платят достаточно. Это было вовсе не то, что задумала профессор. Но именно на них больше всего смотрели дети, приезжавшие из центральных городских школ, словно из гетто. А без этих детей профессор не получила бы федеральных грантов, которых все равно не хватало, чтобы оплатить все долги за то, что хотела бы сделать она.
Но сделать она могла многое. По ее указаниям добровольцы яростно вырубали завезенный сюда из Англии грецкий орех, шелковицу и сажали родные для этих мест дубы и березы. Остатки старых цветников вывели начисто. Высадили травы прерий и дикие цветы. За два года прерия стала выглядеть почти как столетие назад, и потому доктор Мариетта Мариано оставила звание и должность и рано ушла на пенсию, чтобы отправиться в природный заповедник имени Джона Джеймса Одубона.
Около полудня Сол Сэйр вернулся весь мокрый от пота, с дурными известиями.
– Вдоль ручья появились два новых пятна вербейника, - доложил он.
Она оторвала взгляд от стеклянного улья, от вентиляционных отверстий которого она пыталась оторвать жевательную резинку: видимо, утром здесь побывала еще одна школьная экскурсия.
– Ешьте свой ленч, - мрачно велела она.
– Затем я пойду вместе с вами и посмотрю.
– Я не взял с собой ленч. Я не хочу есть.
– Сол, Сол! Вы не бережете… ладно. Идемте сейчас же, -сказала она, уступая. Но когда они вышли по Вествудской тропе в прерию, где он оставил сенокосилку, она сказала:
– Давайте поедем.
Солу Сэйру было все равно, будет ли его спина испытывать тряску при езде или толчки при ходьбе - и так и этак больно. Он заспорил было с доктором Мариано, пытаясь еще раз ей это объяснить, но решил оставить это - если бы она действительно знала, каково ему ездить на электрокосилке, она бы не позволила ему этого. У него за спиной было достаточно места, чтобы пожилая дама могла там стоять, пока он ведет косилку по проезжей дороге медленнее, нежели бы они шли пешком. Времени посмотреть по сторонам было предостаточно.
– Деревья, - раздраженно сказала она.
– Надо посадить деревья по северной границе, чтобы, когда начнут застройку, мы не видели домов.
Но на самом деле ее раздражала невероятная застройка возле заповедника. Она устремила взгляд вперед, где во влажной прерии весь берег был испещрен пурпурно-алыми пятнами, и тот же цвет тянулся вдоль ручья, к которому они приближались. Он почувствовал, как ее пальцы впились ему в плечо. Она ничего не сказала. Просто соскользнула с косилки, сбросила сандалии и босиком спустилась к грязному берегу ручья.