День конституции

Акулин Борис

Оперативно-техническое управление получило задание немедленно поставить на прослушивание домашний и рабочий телефоны журналиста «Правды». Генерал имел все полномочия давать задания другим управлениям, так как занимал еще одну должность – первого заместителя председателя комитета.

РЕТРО-1

5 ноября 1987 года, четверг

Прапорщик Голубь потеребил двумя пальцами кончик носа и горестно молвил:

– Такая

фигня с этими курами.

Рядовой Марышев по своему жестокосердному обыкновению не внял его горю. Он был уже достаточно зол из-за того, что командир батареи отослал его, солдата второго периода службы, на починку забора, и в ответ только заметил:

– Скоро людям жрать нечего будет. Тоже дохнуть начнут.

Был он родом из Москвы и, судя по письмам оттуда, пришел к выводу о том, что снабжение столицы продуктами питания неуклонно ухудшается.

– Не, ну ты зря так…

Марышев чиркнул спичкой и выпустил струйку дыма.

Про вечную эпопею Голубя с его домашней птицей знали уже во всех соседних дивизионах. То ли влажный и ветреный балтийский климат скверно действовал на эту породу пернатых, то ли корень проблемы крылся в чем-то еще, но каждая попытка прапорщика завести и вырастить поголовье заканчивалась плачевно.

Пользуясь перекуром, некурящий Алексей стоял и любовался пейзажем. От казарм до самого горизонта, где темнел лес, тянулись желто-бурые поля. Весной на них что-то сеяли труженики соседнего колхоза. Осенью, кажется, тоже сеяли какие-нибудь озимые. Рядовой Гончаров слабо разбирался в агрономии. Он поступил на исторический факультет университета и отучился год перед тем, как получил повестку из военкомата. На западную границу его доставили в общем вагоне пассажирского поезда «Воронеж – Рига», а из Риги – на дизеле.

Вчера исполнилось четыре месяца с начала его срочной службы. Вопреки названию она тянулась до жути медленно, гораздо медленнее того поезда, который успел постоять у каждого столба. Молодые солдаты пока в основном упражнялись с лопатами, граблями и швабрами. К БД их допускали редко. БД – так сокращенно называлось боевое дежурство в составе зенитно-ракетных расчетов. А сегодня, ближе к вечеру, Гончарова ждал наряд по столовой – впрочем, вряд ли чересчур тяжелый, как командовать им заступал прапорщик Голубь. Птицевод-любитель был мужичок суетный, но незлой.

– В Питере что? То же самое? – поинтересовался Марышев у рядового Паршина.

Тот уже докуривал «Элиту» производства Латвийской ССР, также глядя куда-то в сторону леса.

– Я у своих не спрашивал, – рассеянно ответил Паршин.

– Ну да, конечно, мы выше этого. Концерты, бары, дискотеки, – подколол его сослуживец.

Паршин только прищурился, словно старался разглядеть элементы сладкой жизни на горизонте.

– Какое у вас там основное питейное заведение? – спросил Малышев.

– «Сайгон» 11 , – в голосе у ленинградца отразилась мечта.

– Нескоро с тёлками потусим, – с откровенным мазохизмом припечатал москвич.

– Глянь-ка, бежит кто-то, – впервые принял участие в беседе рядовой Алейников из Перми.

Со стороны ближайшей казармы к ним вприпрыжку спешила

невысокая фигурка в шинели и ушанке с кокардой. По мере ее приближения стало ясно, что это дневальный по дивизиону рядовой Гараев. Срок его службы подходил к концу в этом месяце, максимум в следующем. Но смуглый уроженец солнечного Азербайджана не производил впечатления матерого «дембеля». Судя по мешковато сидящей и кое-как выглаженной форме, шинели явно не по росту и засаленной шапке, скорее можно было решить, что солдатику еще греметь и греметь, как медному чайнику.

11

Неформальное название кафе при ресторане «Москва» в Ленинграде, на Невском проспекте, 49. Любимое пристанище непризнанной творческой интеллигенции (так называемого андерграунда).

Настоящие «дембеля» и «деды» трогательно оберегали Гараева от неприятностей. Сам же он вел себя скромно, никак не подчеркивал свой высокий статус и лишь иногда, проходя мимо солдат младших призывов, бормотал: «Тихо, бойцы!»

– Э-эй! – заполошно крикнул Гараев, находясь от ремонтной бригады уже метрах в пяти или шести.

Прапорщик Голубь вздрогнул.

– Ты чего?

– Политзанятия идти! Капитан сказал срочно! – выпалил дневальный.

– Какие политзанятия? Они ведь завтра, – удивленно сказал Алексей.

– Э-эй, идти надо! Замполит зовет! – аргументировал Гараев.

– Ё… твою мать, – произнес Марышев, давя сапогом окурок.

– Зачем так говоришь, да? Какой такой мать? – забухтел было «дембель», который лбом доставал Марышеву до третьего сверху крючка шинели.

– Тихо, бойцы! – погасил потенциальный конфликт Голубь. – Берем лопаты и дуем заниматься.

– А забор? – спросил просто так, чтобы спросить, и, если удастся, чуть потянуть время, Паршин.

– У тебя еще много заборов будет, – утешил его прапорщик.

Пока нестройной кучкой, закинув шанцевый инструмент на плечи, брели в казарму, Гараев тащился позади всех. Придерживая одной рукой штык-нож, чтобы тот не болтался на поясе и не ударял его по промежности, без пяти минут гражданский человек ныл себе под нос: «У-у, бойцы, совсем ох…ели!».

– Можно, товарищ капитан? – по инерции брякнул Алексей, открывая дверь в ленинскую комнату.

– Можно Машку за ляжку и козу на возу. А в армии говорят «разрешите», – бросил в ответ капитан Мисюк, замполит дивизиона. – Быстро заходим!

Четверка вынужденно опоздавших неуклюже расселась по свободным местам. Все, кто не был занят в нарядах и карауле, получали порцию политического воспитания для осознания важности своих задач. Мисюк умел организовать процесс, это признавали даже его недоброжелатели. Тетради у его подопечных всегда были в идеальном порядке, все цитаты из трудов основоположников марксизма, а также решений партийных форумов точно соответствовали первоисточникам. Ленинская комната подразделения тоже была доведена до совершенства. Фотопортреты членов Политбюро и кандидатов в члены, для которых предыдущие «дембеля» изготовили специальное подобие иконостаса, четко и своевременно обновлялись.