День красных маков
Шрифт:
Поппи нравился Натан; нравилась его манера рассказывать о самых ужасных вещах так, что получалось почти смешно. Почти.
– Надеюсь, с миссис Хардвик всё хорошо? – Поппи привыкла извиняться за выходки бабушки, которая вела себя как гангстер Реджи Крэй.
– Конечно. Правда, пришлось дать ей лишнее печенье, чтобы загладить этот пренеприятнейший инцидент.
– Спасибо, Натан.
– Всегда пожалуйста, Поппи Дэй. – Натан перенял у Доротеи привычку называть Поппи по имени и фамилии. – Что-то вид у тебя замученный, солнышко. Тяжёлый день на работе?
– Хмм… ну, можно и так сказать. – Она шла по длинному коридору в
– Ключи, – сказала она.
– Да, ключи от дома и работы, от машины – связка тюремщика! – Натан старался шуткой разрядить обстановку.
– А у меня нет больше ключей. – Старушка смотрела на него из-под длинной седой чёлки, завесы, за которой можно было спрятаться от мира. Натан молчал, не зная, что сказать. Старушка была права. Нет ключей – значит, нет дома, нет машины, нет ничего своего, и свободы нет тоже. Как у Марта.
Доротея, как обычно, сидела в своей комнате перед телевизором; звук и отопление были включены, пожалуй, чуть сильнее, чем нужно для уютного времяпровождения. Она обожала кулинарные передачи – любые рецепты, в любом формате, в любое время дня и ночи. И это при том, что у себя на кухне она не готовила ничего сложнее жареного мяса по воскресеньям, а в будние дни и вовсе ограничивалась бутербродами с ветчиной, благодаря которым несчастный храпун Уолли не умер от голода. Шеф-повар громовым голосом давал чёткие указания, как нафаршировать и зажарить бедро ягнёнка. Поппи наклонилась и поцеловала бабушку в макушку.
– А, это ты, Поппи Дэй!
– Привет, бабуля. Как прошёл день?
– Они хотят меня отравить! Сегодня дали картофельную запеканку, и пахла она очень странно.
– И ты не смогла поесть?
– Что ты, съела две порции. Не заслужили они такого удовольствия – смотреть, как я голодаю. Не боюсь я их яда! – Последние слова она, повернув голову, прокричала в коридор.
– Правильно, бабуля. А что ещё произошло сегодня, кроме грозящей смерти от отравления?
– Раз уж ты об этом заговорила… день был ужасный. Эта миссис Хардвик опять пакостит.
– Это я слышала.
– В новостях, что ли?
– Конечно! Заголовок был как раз такой: «Эта миссис Хардвик опять пакостит!»
– Что ж, я не удивлена. Настоящая корова! Кстати, Поппи,
В комнату вошёл Натан.
– Натан, это Поппи Дэй, моя внучка. Поппи Дэй, это Натан.
Натан пожал Поппи руку.
– Рад знакомству, Поппи Дэй.
– Я хочу кое-что завещать Натану. Поможешь составить завещание?
Поппи и Натан декламировали свои реплики, пока Доротея не успокаивалась.
– А ты сегодня что делала, Поппи Дэй?
– У меня плохие новости, бабуль.
– О Господи! Что-то случилось с Уолли? – Доротея прерывисто дышала, вцепившись в свою кофту, вне себя от волнения. Положив руку на колено бабушки, Поппи вспоминала Уолли, умершего десять лет назад, и думала, что теперь может с ним случиться? Разве что вызвал у червей расстройство пищеварения.
– Не волнуйся, бабуля, у него всё хорошо.
Пальцы старой женщины разжались.
– Я тебе говорила про миссис Хардвик? Она опять пакостит!
– Нет, не говорила. Как ты сказала – миссис Хардвик?
– Да! Кто-то мне сказал, что про неё даже в новостях показывали.
– Не может быть! Мне кажется, тебя водят за нос!
– Нет, правда, показывали в новостях.
– Кто тебе это сказал?
– Миссис Хардвик сказала. Она говорит, что наша Джоан опять в беде.
Поппи погладила ладонь бабушки. Вот так и проходили вечера – в блужданиях по кругу, в попытках найти начало и конец вертящейся нити. Нельзя ни плакать, ни кричать. Каким бы ужасным это ни казалось, Доротея – её любимая бабушка, которой без внучки никак нельзя.
Для Поппи час тянулся бесконечно медленно, усталость пробралась в мышцы, дёргала за веки.
– Ладно, бабуля, пойду-ка я. Тебе что-нибудь нужно?
– А как же! Присматривай за этим мистером Как-его-там – он хочет меня отравить! Я скормила кусочек запеканки кошке, так она вытянулась и померла! Честное слово, Поппи Дэй!
– Хорошо, бабуля, я с ним разберусь. Обещаю. Я тебя люблю.
– И я тебя. Надеюсь, утром ещё буду жива, если только ночью меня не отравят.
– Думаю, всё будет хорошо, бабуль, просто ничего не ешь.
Поппи медленно побрела домой. Но как бы она ни устала и как бы ни манила мягкая кровать, возвращаться туда не хотелось. Повернув ключ в замке, она вошла в тёмную, тихую квартиру.
Теперь Поппи терпеть не могла ложиться спать. Они с Мартином, как большинство семейных пар, имели свои привычки. Болтая обо всякой чепухе, по очереди чистили зубы; с пижамами через плечо шли по узкому коридору; ставили у кровати стаканы воды, к которым не притрагивались до утра. Потом Поппи зарывалась в подушку, и, свернувшись калачиком, чтобы поскорее согреться, ждала мужа, в чьи обязанности входило гасить свет, закрывать дверь и выключать телевизор.
Как-то раз Мартин нацепил розовую ночную рубашку жены с нарисованным щенком на груди и в грациозном балетном движении вплыл в спальню. Глядя, как её лохматый супруг вздымает руки к потолку, Поппи не смогла удержаться от смеха. Оба хохотали, как дети…
Без привычной болтовни с Мартином приходилось ложиться спать в тишине. Поппи рано закрывала дверь и не меньше двух раз проверяла, точно ли закрыла. Спальня всегда сияла чистотой, и Поппи скучала по тем временам, когда на полу семь дней в неделю собиралось целое гнездо из грязного белья, джинсов, футболок и носков – на самом деле в доме была гармония, только когда в нём кипела жизнь.