День мертвеца

Молчаливые свидетели лежат повсюду, их плоть переходит из одного состояния в другое, постепенно они становятся неузнаваемыми даже для родных и близких. Их тела скатывают в овраги, запирают в багажниках брошенных автомобилей, замуровывают в цементные блоки. Кто-то оказывается на дне озера. От некоторых избавляются поспешно: торопливо свернув, выкидывают из машины на обочину дороги, чтобы потом пронестись

мимо, не притормозив и не удостоив их взглядом.

Иногда мне снится, что я парящая орлица, которая с высоты замечает их останки. Вон тот человек пошел на охоту со своим врагом. Теперь он лежит под деревом, в зарослях. Мне попадаются на глаза кости официантки, обслужившей не того клиента, - вон они, под рухнувшей крышей старой лачуги. А здесь могила подростка, который много пил в плохой компании, - неглубокая яма в сосновом лесу.

Часто души усопших не могут успокоиться и витают над останками, некогда служившими им пристанищем. Их души не становятся ангелами. При жизни они не были верующими, так с чего бы им становиться ангелами? Даже обычные люди, те, которых считают «хорошими», могут быть глупыми, корыстными или ревнивыми.

Где- то среди них лежит моя сестра Камерон. Возможно, в сточной канаве или под проржавевшим остовом заброшенного автомобиля, а может, гниет в лесной чаще. Должно быть, и ее душа льнет к тому, что осталось от тела. Она ждет, когда ее обнаружат, и хочет, чтобы кто-нибудь рассказал о том, что с ней сталось.

Вероятно, этого хотят и все остальные молчаливые свидетели.

Шериф не желал, чтобы я приехала сюда. Странно, кто же тогда меня отыскал и попросил явиться в Сарн? Вероятно, кто-то из людей, которые сейчас неловко переминались с ноги на ногу в кабинете шерифа, - хорошо одетых, упитанных, судя по всему, представляющих властные структуры этого городка.

Я переводила взгляд с одного человека на другого.

У шерифа Харви Брэнскома, одетого в тесную форму цвета хаки, были белые усы и короткие седые волосы; ему можно было дать лет пятьдесят пять, а то и больше. Брэнском сидел за столом во вращающемся кресле, его красное морщинистое лицо выражало отвращение.

По правую руку от Брэнскома стоял человек лет на десять моложе его, темноволосый, стройный, с узким, гладко выбритым лицом, - адвокат Пол Эдвардс. Он спорил с моложавой блондинкой, явно красящей волосы в дорогом салоне. Мой брат узнал, что недавно овдовевшей Сибил Тиг досталось большое наследство.

Возле Тиг стоял Теренс Вейл - круглое лицо, жидкие бесцветные волосы, очки в тонкой оправе, на груди табличка. Он влетел в комнату и с порога сообщил, что пришел прямо из ратуши. Я прочитала надпись на бедже: «Привет! Я ТЕРРИ, МЭР».

Поскольку мэру Вейлу и шерифу Брэнскому мой приезд был явно не по душе, я решила, что меня пригласили по инициативе Эдвардса или мадам Тиг.

Я перевела взгляд с мужчины на женщину. Тиг, решила я.

Опустившись на неудобный стул, я покачала ногой, наблюдая, как носок моей черной кожаной туфли приближается к столу шерифа. Люди бросали друг на друга обвиняющие взгляды, словно не замечая меня.

«Интересно, слышит ли их из приемной Толливер?» - подумала я.

–

 Может, обсудите это между собой, а мы отправимся в гостиницу?
– спросила я, прервав спор.

Все замолчали и уставились на меня.

–  По-моему, у нас сложилось о вас ошибочное представление,- сказал Брэнском.

Голос его звучал вежливо, но, судя по лицу, ему хотелось, чтобы я немедленно убралась ко всем чертям. Он судорожно сцепил на столе руки.

–  Может, поясните?…

Я потерла глаза. После долгой дороги я очень устала.

–  Терри ввел нас в заблуждение относительно ваших способностей.

–  Ну хорошо, я пойду спать, а вы пока решайте.

Я с трудом поднялась, чувствуя себя глубокой старухой; по крайней мере, гораздо старше своих двадцати четырех лет.

–  В Эшдауне меня ждет другая работа. Я уеду отсюда рано утром. Вам придется оплатить нам дорогу. Мы приехали сюда из Талсы. Спросите у моего брата, сколько это будет стоить.

Не дождавшись ответа, я покинула кабинет Харви Брэнскома и прошла по коридору в приемную. Дежурная за столом с любопытством взглянула на меня, но я не обратила на нее внимания. Пока я ее не отвлекла, она наверняка с не меньшим любопытством глазела на Толливера.

Толливер отбросил старый журнал и встал с кресла, обтянутого искусственной кожей. Толливеру двадцать семь, и хотя он темноволосый, как и я, усы его имеют рыжеватый оттенок. Он на четыре дюйма выше меня, хоть и я не малютка.

–  Готова?
– спросил он.

Он явно заметил, что я устала, и вопросительно поднял брови. Я покачала головой, давая понять, что расскажу позже.

Брат отворил передо мной стеклянную дверь, и мы вышли в промозглую ночь. Озноб тотчас пробрал меня до костей. Педали «малибу» были приспособлены для моих ног, поэтому за рулем чаще всего сидела я.

Отделение полиции находилось напротив суда - массивного здания, построенного в двадцатые годы XX века. В то время в моде были высокие сводчатые потолки и мрамор. Такие дома невозможно согреть зимой и охладить летом, но выглядят они внушительно. Площадку вокруг старого здания содержали в безупречном порядке даже сейчас, когда листва пожухла. На парковке все еще стояли автомобили туристов. В это время года в Сарн наезжали немолодые и совсем старые люди в ветровках и туфлях на резиновой подошве. Шли они медленно, осторожно поднимались с мостовой на тротуар. Они и на машинах ездят так же медленно и осторожно.

Я дважды обогнула площадь, прежде чем нашла переулок, ведущий к мотелю.

Магазины на площади и рядом с нею были самой нарядной частью города, всячески приманивая к себе покупателей. Даже уличные фонари здесь были особенными: выкрашенные в тусклый зеленый цвет металлические столбы удивляли обилием завитков и листьев. На каждом шагу попадались урны, закамуфлированные под симпатичные домики. Гладкие тротуары облегчали передвижение инвалидов на колясках.

Магазины на площади были перестроены в стиле ретро. Куда ни глянь - деревянные фасады со «старинными» вывесками: «Мороженое от тетушки Хэтти», «Отдохни у Джеба». Перед каждым таким домом стояла тяжелая деревянная скамья. Сквозь стекла ярко освещенных витрин я заметила, что владельцы лавок наряжены в костюмы начала прошлого века.