День мертвых
Шрифт:
– Как? Обычный курортный городок. Он мог бы находиться в Таиланде, Малайзии или Восточной Африке. Даже в Америке, будь тут побольше жирдяев. И трущобы есть на косогоре, для обслуги.
– Ну да, этот район называют Эль-Сьело [34] . Как иронично.
– Да уж. Ну и что-то тут подозрительная чистота и порядок, хотя стражи порядка вряд ли приложили к этому руку. Так ты хочешь здесь поселиться? Вот так ты представляешь себе рай?
– Именно так.
– Потому что это родной город Чоле?
34
Небо, поднебесье (исп.).
– Отчасти.
– Вот там бы и остановился. Признай, это странновато – вслепую покупать дом в городе, где ты не был тридцать с лишним лет.
35
«Цветущие пальмы» (исп.).
36
Асьендами (гасиендами) в Испании и многих странах Латинской Америки называли крупные частные поместья. Бразильский аналог – фазенда.
– В отличие от тебя, Скелли, я порой веду себя иррационально. Мне надоело жить так, как я жил, и у меня были кое-какие накопления, так почему бы не провести золотые годы на солнышке?
Скелли одарил его фальшивой улыбкой; так улыбаются люди, когда в сказанное не верят, а ловить собеседника на лжи не хотят.
– Что ж, рад за тебя. Только есть пара моментов. Ты выбрал место, где военных не меньше, чем в Кандагаре. И здешним жителям это явно не по душе.
– Ты так думаешь?
– Да. И первый признак – дырки в стенах, целая куча маленьких таких дырочек. А еще, мы сейчас проезжали мимо полицейского участка, и там из окон пыхало пламенем. И вряд ли из-за того, что кто-то забыл потушить окурок. Больше походит на напалмовые бомбы. Может, Сарасота или Скоттсдейл подошли бы лучше.
– Может, и так, но в Сарасоте не отыщешь таких вот тортилий по-домашнему, а мы их с удовольствием сейчас умяли. – Мардер допил остатки «Дос Экис» и встал. – Идем, поглядим на мое приобретение.
Они уже направились через площадь к фургону, когда послышался рев мощных двигателей. Вся жизнь на площади – резвящиеся дети, женщины, делавшие покупки, мужчины, прохлаждавшиеся в тени деревьев и играющие в домино, – словно бы разом остановилась. Женщины похватали детей и бросились по домам, а из-за угла тем временем показалась колонна из трех черных джипов. Мардеру со Скелли пришлось отскочить на тротуар, чтобы их не сбили. Сделав по площади круг, машины остановились.
Мардер огляделся по сторонам. Странно, но площадь опустела как по волшебству. Снова взревели моторы, и машины понеслись на восток. У подножия статуи появилось нечто новое. Они подошли поближе и обнаружили, что это туловище мужчины, брошенное грудью вниз. На спине трупа было выведено зеленым маркером: «Он это заслужил!»
– А что, обоснование – хороший штрих, – заметил Скелли. – Почти официальный стиль, ну как тут не умилиться. Кто это сделал, есть идеи?
– Los otros [37] , – сказал Мардер. – Ла Фамилиа [38] или одна из дочерних группировок. Либо кто-то хотел оставить послание для них.
37
Иные (исп.).
38
«Семья» –
– Курортный городок под крылышком мафии? А какой у них тут интерес?
– Не столько даже тут, сколько в Ласаро-Карденасе, неподалеку отсюда. В Мексике это единственный крупный порт на Тихоокеанском побережье. Через него поступают все компоненты для производства мета, не говоря уже о кокаине и героине. Бароны грызутся за эту территорию. А в Плайя-Диаманте, если ты обратил внимание, есть симпатичная маленькая гавань как раз на случай, если кому-то понадобится что-нибудь ввезти или вывезти.
– И ты выбрал такой город?
– Ну что тут скажешь? Мне нравится здешний пляж. Смотри, репортеры. Похоже, они знают побольше копов.
– Само собой – наверняка уж копам отваливают больше, чем журналюгам.
У тротуара припарковался белый фургон, из которого вышли оператор, звукач с «журавлем» и молодая женщина. Они выполнили обычную подготовку к съемке, слаженно и, кажется, в некоторой спешке. Мардер присмотрелся к женщине. На ней был бежевый костюм, очень эффектный; светло-каштановые волосы обрамляли лицо, по понятным причинам бледное, но все же более выразительное, чем у большинства журналисток по ту сторону границы. Она начала репортаж, и Мардер с болью в сердце узнал так называемый fresa – отрывистый и четкий выговор, отличавший мексиканцев из высших слоев общества. Так говорила его жена. Оператор записал комментарий репортерши, потом сдвинулся, чтобы заснять труп. Завыли сирены, следом донесся шум тяжелой техники.
– А вот и военные, – сказал Мардер. – Пошли-ка отсюда.
И они покинули площадь, на которую уже въезжали грузовики с солдатами. Мардер взял курс на запад по проспекту Харамильо, пересек мост через ленивую речку Рио-Виридиана, а потом повернул налево, к морю. Вдоль невысокого берега бежала глинистая грунтовая дорога, параллельно ей тянулся широкий белый пляж. Дорога выходила к насыпи из свай и необработанных валунов. Та, в свою очередь, упиралась в укутанный зеленью горбатый остров, на вершине которого сквозь густую растительность просматривались белая терраса и красная черепичная крыша большого дома.
Мардер видел фотографии, но они не отражали великолепия пейзажа и внушительных размеров особняка. Его окружала беленая каменная стена со стальными воротами, которые сейчас были открыты; на одном из столбов висела табличка с надписью CASA FELIZ – «Счастливый дом». За воротами раскинулся сад с плодовыми деревьями и цветущими кустарниками, гибискусом и олеандром, а чуть дальше – посыпанный гравием двор и собственно дом. В здании было два этажа, а по углам крыши, которая, похоже, служила и террасой, стояли квадратные башенки. За парапетом торчали верхушки сложенных садовых зонтов. Слева низенькая глинобитная стена отгораживала оштукатуренную постройку из шлакоблоков, а за ней виднелся ряд небольших домиков в разных стадиях завершенности, а также штабеля всевозможных строительных материалов и оборудования. Из трубы в отдалении тянулась струйка белого дыма, и Мардер задумался, что бы это могло быть.
Они вошли в основное здание через парадную дверь. За ней находилась небольшая прихожая: по двери слева и справа, в центре – круглая арка. Пройдя под ней, Мардер и Скелли очутились в огромном холле. Лестница по левую руку выводила на галерею, окаймлявшую помещение с трех сторон. За перилами на втором этаже проглядывали двери, которые наверняка вели в спальни. Из больших окон открывался вид на море, колышущиеся пальмы и небо. Под потолком висела кованая люстра в форме колеса – на таких любил раскачиваться Зорро.