День между пятницей и воскресеньем
Шрифт:
— Так, подожди и не морочь мне голову своими курицами. Если знакомство с родителями — не особый случай, то для чего тогда эти штаны? — Вера так и стояла у шкафа с «плечиками» в руках.
— Эти штаны, — спокойно повторил Дима, — называются «единственные приличные брюки». И они нужны мне, если кто-то важный, например, умрет, или женится, или защитит диссертацию, но прежде всего — на случай, если меня наконец-то пригласят в лабораторию ЦЕРН.
— Зачем?
— Как зачем, Вер? Конечно, изучать топ-кварки. А я по твоей милости поеду изучать их без штанов.
До дачи добрались
— Идите сюда! — Им навстречу откуда-то из кустов выбежала Мила, а за ней Слава. Слава бегал за Милой с пятнадцати лет, так что на него уже никто не обращал внимания. — Мама с папой застряли в пруду.
— У вас в имении есть пруд? — удивился Дима.
— Да ну, не то чтобы пруд… — начала Вера.
— Имение! — загоготали в один голос Мила и Слава.
— Просто мама всегда хотела на даче прудик с карпами, и чтобы непременно маленький фонтанчик. А на той стороне участка раньше был какой-то древний водоем.
— Болото, — подсказала Мила.
— Помолчи, — сказала Вера. — И вот из него местные умельцы сделали нам пруд. Но он очень быстро опять превратился в…
— Болото, — подсказала Мила.
— В болото, — на этот раз согласилась Вера и потащила Диму за собой к прудику. — И тогда папа пригласил какую-то дорогущую фирму, чтобы они уже наконец сделали маме этот прудик по всем правилам, но там даже по всем правилам все время что-то забивается, засоряется, и фонтанчик, вместо того чтобы сверкать россыпью бриллиантовых прозрачных капель…
— Плюется зеленой жижей, — раздался голос Лидии Андреевны.
— Мама, это Дима, — сказала Вера.
— Это Дима, — подтвердил Дима.
— Я, честное слово, больше туда не полезу, — громко сказал профессор Розанов, который стоял на другом берегу в резиновых сапогах с телефоном в руках и пытался кому-то дозвониться.
— Папа, это Дима! — крикнула ему Вера.
Профессор одобрительно помахал рукой и стал быстро диктовать в телефон какие-то цифры.
— У них конференция. Какая-то там очередная холера, — объяснила Лидия Андреевна. — А у нас, Дима, как видите, тут тоже…
— Холера, — сказали в один голос Мила и Слава.
— Практически, — кивнула Лидия Андреевна. — Вы разбираетесь в фонтанчиках?
— Он больше разбирается в топ-кварках, — гордо сообщила Вера. — Он физик-ядерщик.
— Да? — удивился Юрий Валерьевич, который наконец-то сунул телефон в карман и шел к ним. — Как-то вы не похожи. На физика-ядерщика.
— А как должен выглядеть физик-ядерщик? — спросил Дима.
— Очень причесанным, — подсказала Мила.
— И занудным, — добавил Слава.
— Извините меня. — Юрий Валерьевич протянул Диме руку. — Я папа Веры и Милы. И вы совершенно правы, нет никакой разницы, кто как выглядит. Мне просто стало интересно, каким люди обычно представляют себе физика-ядерщика. Есть же клише про все профессии. Так что, на мой взгляд, вы должны быть очень серьезным молодым человеком. Этаким… всегда на пороге открытий!
— Да, — кивнул Дима. — Так и есть. Я серьезный. А на порог открытий, то есть на порог на веранде, мы поставили осетинские пироги и утку. Утку я готовил сам, а пироги мы заказывали.
— Спасибо вам, Дима! Вы очень заботливый. Но что же нам делать с прудиком? — Лидия Андреевна с умоляющим
— Значит, так. Обычно я никогда не появляюсь без штанов на важных мероприятиях. Но это мои единственные приличные брюки. И я планировал когда-нибудь ехать в них в Стокгольм за Нобелевской премией. Я не могу рисковать.
После этого он снял брюки, аккуратно сложил их, отдал Вере и на глазах у всех полез в пруд в трусах в разноцветный веселый цветочек.
Спустя два часа все уже сидели за столом, ели утку, пироги и еще много всего. Профессор Розанов то и дело хлопал Диму по плечу, все смеялись и наперебой рассказывали какие-то истории, фонтанчик сверкал на солнце бриллиантовыми брызгами, а Лидия Андреевна сказала Вере на ухо:
— Выходи за него замуж. Немедленно.
Всю жизнь Лидия Андреевна обожала Диму. У них всегда было невероятное взаимопонимание и очень похожее чувство юмора. Он был одним из двух самых лучших зятьев, которых только могла пожелать себе Лида. Она понимала, защищала и обожала Диму всегда. Пока не перестала его узнавать.
С Милой и Славой все было, с одной стороны, проще, а с другой — сложнее. Слава бегал за Милой с пятнадцати лет, они влюбились друг в друга еще в школе и объявили всем, что у них «официальные отношения». Лидия Андреевна сразу приняла Славу, а вот у Юрия Валерьевича эти «официальные отношения» вызвали бурю негодования и протеста. Тогда они тоже поссорились с Лидией. Отец Милы кричал, что его младшая дочь непременно забеременеет в пятнадцать лет и пустит свою жизнь под откос, а ее мать парировала, что Мила, как ребенок врача, прекрасно осведомлена о существовании противозачаточных средств. Тогда Юрий Валерьевич принялся стучать кулаком по столу и вопить, что пятнадцать лет — это просто очень-очень рано!
— Для чего? — спокойно спросила у него Лида.
— Для отношений!
— А если у них любовь? — спросила она.
— Для любви это тем более слишком рано! — не унимался ее муж. — Что еще за ерунда, какая такая любовь в пятнадцать лет! Это е-рун-да!
— Это неправда, — тихо сказала Лидия Андреевна. — Настоящая любовь может случиться с человеком когда угодно, хоть в пятнадцать лет, хоть в восемьдесят. И ее всегда нужно уважать. И беречь. Оставь детей в покое.
Мила со Славой поженились, как только им исполнилось восемнадцать. А потом Юрий Валерьевич тысячу раз казнил себя за тот скандал, когда он кричал, что Мила испортит себе ранней беременностью всю жизнь. Он вбил себе в голову, что сам их «сглазил», признался он однажды Лидочке, и страшно переживал из-за того, что Мила никак не могла забеременеть. У нее было восемь выкидышей и огромное количество неудачных «подсадок», они со Славой ездили в заграничные клиники и к бабкам-знахаркам — ничего не помогало. Но они все равно смотрели друг на друга влюбленными глазами, вместе проходили все испытания и были счастливы. А когда им стукнуло уже за сорок и они давно смирились с тем, что детей у них уже не будет, и все возможные врачи подтвердили им это официально на бумагах с синими печатями и кудрявыми подписями, вот тогда на свет появились одинаковые мальчишки — Митя и Мотя. Жаль, что Юрий Валерьевич их уже не увидел.