День между пятницей и воскресеньем

Лейк Ирина

— Думал.

— И как?

— Страшно. Очень. Не хочу.

— Вот и я. Тамарка меня заела, чтобы я детей на свое место усадил, на мое то есть место, — компанию им отдал.

— Ох…

— Вот тебе и ох. А я не могу. Не могу, понимаешь. Во-первых, дети у меня, конечно, хорошие, но такие они, знаешь…

— Тамаркины…

— Не без этого. То есть они будут думать прежде всего о себе. Что, наверное, и неплохо. Современный бизнес, новые модели управления, все дела. Но им плевать будет на какого-нибудь Иван Филипыча в Чебоксарах. А я знаю, что у него жена

болеет. А мы с ним когда-то такой проект там… своими руками, потом и кровью… Родной он мне человек. Понимаешь? У меня не абстрактные филиалы, а живые люди.

— Понимаю. Но, с другой стороны, если дети-то будут о себе думать, то есть о прибыли, то, может, оно и неплохо?

— Может, и неплохо. Но пока я могу, своей компанией управлять буду я сам. И вот тут мы с тобой подошли ко второму пункту — я, Леня, очень давно понял, что у меня будут очень большие проблемы… со старостью. Хорошо, что она пока еще далеко, ха-ха! Вот есть люди, которые с тридцати лет мечтают о пенсии. Чтобы сидеть и ничего не делать. А для меня это будет смерти подобно, я знаю. Помнишь, у меня год назад проблемы со зрением начались?

— Когда ты хрусталики менял?

— Да. Так вот, пришел я к врачу, а там сидит такой… Лет пятьдесят. Вроде, уже и понимать должен. И говорит мне: «Ну а что вы хотели. Возраст не обманешь. Притворяйся молодым, не притворяйся, а хрусталики ваши сносились. Срок годности вышел им». Прям так и сказал. И я тогда… Он меня как будто ударил. Как будто у меня земля из-под ног ушла. То есть я же знал, что это не приговор, что я не ослепну, что все сейчас можно починить или заменить, почти все, но вот за две недели, что я ждал операции, меня так накрыло… Как будто у меня взяли и отняли еще столько шансов, столько времени, столько возможностей. Я вдруг понял — а их не будет. Все закончилось. Срок годности вышел. Когда вышел? Куда вышел? Почему я не заметил? Ничего больше не будет. Лавочка, парк, тупик. И так мне было худо, Леня, очень. Думал, запью. Или антидепрессанты Тамарины начну жрать. Только бы эту тоску внутри вытравить. Как же так — все прошло, а я не заметил? И рано ведь прошло.

— А потом что?

— Потом поменял хрусталики — там в клинике доктор был наш ровесник — и все. Кислород мне опять пустили. Ага. Мне там сказали: «Спокойно, Николай Иваныч, восстанавливайтесь, давайте без стрессов», — а я как понесся работать, за уши не оттащишь. Скорее хватать все мои шансы, все мои планы. Все я еще успею! Вот такая вот со мной тогда случилась ерунда. Как будто дверку закрыли, а потом сказали, ладно, вот тебе ключ, иди открывай, пока еще можно. Так что не мое это — в парке на лавочке. Не мое.

— Беги уже на свое совещание. Ты же в номер собрался? Там интернет лучше?

— Ага. И рубашку быстро надену поприличней. Лень, только не обижайся, ладно? Я очень быстренько! А ты тут пока в тенечке посиди. Я тебе сейчас воды холодненькой поставлю вот тут, рядом. А потом прибегу и сразу в бар покатим, то есть поскачем, ладно?

— Да беги, конечно!

— Только ты меня дождись!

— Дождусь!

— Лень, ты меня непременно только дождись! И сразу

звони, если что. Телефон у тебя с собой? В твоем набрюшнике?

— Все у меня с собой, и отстань уже от моей дедовской сумки. Звонить не буду, я телефон специально не заряжал, чтобы ни меня никто не дергал, ни я никого по пустякам. Иди, не смотри на меня так, я буду прилежно сидеть тут, куда ты меня и посадил. Обещаю! Ну куда я денусь? Куда мне без тебя? Да еще и с костылями. Давай, гони на свое совещание, а я пока подремлю на солнышке, на людей красивых посмотрю.

— Ну, я побежал!

— Давай!

— Я скоро, Лень, я очень скоро! Только не уходи никуда!

Неприятности начались с самого утра. Само утро уже не задалось. Да что там, несколько дней подряд утра никак не задавались. Вот и сегодня Лидия Андреевна проснулась в скверном настроении, сначала отказалась надевать свой любимый шелковый халат, говорила, что это не ее вещь, швырнула халат на пол, а потом отправилась на балкон и долго стояла там в гордой позе незаслуженно обиженного человека. Она постоянно раздражалась по любому поводу, и Вера опасалась, не ждать ли от мамы какой-нибудь серьезной выходки. Лидия Андреевна постояла на балконе, посмотрела на гранатовое дерево, потом направилась в ванную, и уже через несколько минут оттуда послышались возмущенные крики, потом что-то грохнуло и покатилось по кафельному полу.

— Бабуль! У тебя все в порядке? — крикнула Ниночка.

— Ничего тут не в порядке! — раздался из-за двери гневный голос. — Какой тут может быть порядок, когда невозможно даже открыть воду? Я просто хочу умыться! Что тут такого сверхъестественного? Человек хочет умыться и почистить зубы!

— Мам, что случилось? — Вера заглянула в ванную.

Лидия Андреевна стояла, уперев в бока руки, с крайне возмущенным видом и высоко поднятым подбородком.

— Я не могу открыть воду, — сказала она.

— Почему? — удивилась Вера.

— Потому что… — Ее мать неуверенно запнулась. — Я не понимаю, что это за система! Что это за кран с рычагом? Это что значит, нам перекрыли воду?

— Мама, ну что ты такое говоришь? — Вера шагнула к ней и протянула руку к крану. Вода весело брызнула в белоснежную раковину.

Лидия Андреевна недовольно пожала плечами.

— Ну, хорошо. А как сделать холодную?

Вера повернула кран влево.

— А если теплую?

— А если теплую, то поворачивай его ближе к середине. У нас ведь дома точно такие же одноручные краны.

— Что ты несешь! — вдруг неожиданно громко сказала Лидия Андреевна. — У кого это дома? У нас с отцом нормальные человеческие краны, один с синей… такой пластмассовой кругляшкой, другой — с красной. Нормальные человеческие краны. Крутишь — и вода льется. Синий кран — холодная, красный — горячая. Все понятно. А тут что? Откуда эта система? Кто ее выдумал? Это же ужасно странно! И неудобно! Когда тут успели поменять краны?

— Да они же все время… — начала было из комнаты Нина, но Вера метнула в нее испепеляющий взгляд.