День «N». Неправда Виктора Суворова

Бугаев Андрей

Можно по-разному относиться к действиям «желез­ной» дивизии в Прибалтике. Можно воспринимать это как оказание помощи в борьбе с большевиками или же как политику аннексии Курляндии. Но факт остается фактом — именно немецкие добровольческие части составили то ядро, вокруг которого объединились поначалу антисоветские группировки.

И если уже тогда, зимой 1919 года, через два-три месяца после Компьенского перемирия¹³, после катастрофического поражения и тяжелейшего хронического кризиса в экономике, после недолгих берлинских беспорядков, так и не обернувшихся гражданской войной, навстречу приблизившейся Красной

Армии Германия выслала не революционных солдат и матросов, вестников мировой революции, а железные полки, эту армию отбросившие, то почему то же самое не могло повториться и летом 1920 года? Я убежден, организуй Тухачевский, при благоприятном развитии событий, наступление на Берлин, как «классический оккупант» или же как «поджигатель немецкой революции», но с оружием в руках, немецкий народ воспринял бы это именно как «классическую оккупацию» и ответил бы адекватно. И пришлось бы молодой Красной Армии воевать на несколько фронтов, что, конечно же, было ей не под силу.

И самое главное. Совершенно непонятно, почему В. Суворов, признавая способность польской армии и польского народа оказать сопротивление агрессору и защитить национальные интересы, отказывает в этом народам и государствам Западной Европы, поднимающейся из краха Германии и победившей Франции¹⁴.

Из всего сказанного можно сделать следующие вы­воды.

Первое. Принести революцию на штыках возможно, лишь преодолев сопротивление широких народных масс, справедливо рассматривающих войска «армии- освободительницы» как интервентов. Найти внутри революционизируемой страны ту или иную социальную группу — союзника в условиях национального подъема чрезвычайно затруднительно. Более того. Если даже государство-сосед по тем или иным причинам разливается, и условия для социалистической революции и неизбежной гражданской войны созрели, ввод войск для «оказания интернациональной помощи» вовсе не обязательно поможет победить угнетаемым классам, а очень даже запросто способен резко сократить социальную базу революции и в конечном счете привести к ее поражению. Войска «дружественного социалистического государства» вышвыриваются при этом обратно, а о новой революции приходится забыть надолго.

Большевики все это апробировали, и Ленин не мог этого не понять. Продолжать в условиях разрухи и все­общего, мягко говоря, недовольства попытки вооруженного вторжения в соседние оформившиеся государства равносильно добровольному отречению от власти¹⁵. Равносильно политическому самоубийству.

Но понял он и другое. В равной степени и по тем же причинам невозможно принести на штыках и контрреволюцию. Новой интервенции Антанты не будет. Оградив Советскую Россию «санитарным кордоном», благополучная Европа оставила ее в покое. Можно наконец-то заняться тем, ради чего все и затевалось, переустройством гигантской страны.

Ленин грезил мировой революцией в 1918 году, когда был уверен, что без победы ее хотя бы в Германии, без красного Берлина и поддержки железных германских дивизий его режим не удержится. После Крыма, после окончания Гражданской войны в европейской части России, когда стало ясно, что большевики победили и устояли, мысли о походе на Берлин ушли куда_– то на второй план. Возможно, до поры, но ушли.

И второе. Главное. Когда Ленину приходилось выбирать между властью и чем бы то ни было еще, Ленин всегда выбирал власть. Любые действия, которые содержали в себе хоть крохотную угрозу потери власти, мнимую или реальную, отвергались Лениным с ходу. И в этом

он не боялся ошибиться.

Отдал обессиленному врагу свыше миллиона квадратных километров территории, разом переведя собственную страну в разряд второстепенных держав. Ради власти.

Физически уничтожил немалую, наиболее активную и трудоспособную часть собственного народа. Вышвырнул цвет интеллигенции за пределы страны. Ради власти.

Довел богатые хлебные территории до голода и людоедства. Уничтожил крепкое зажиточное крестьянство «как класс». Ради власти.

Создал бюрократическую, ничем не ограниченную диктатуру, которая не могла не кончиться Сталиным. Ради власти.

Это потом уже — ради великого эксперимента, а прежде всего — ради власти.

И никогда властью этой, столь легко и нежданно свалившейся им в руки, Ленин и его соратники рисковать не стали бы. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

Им мировая революция нужна была ради сохранения их власти, а не власть ради инициирования мировой революции.

Мне все же возразят, так это же все — Ленин.

А Сталин? Сталин — тем более.

Примечания

¹ Суворов В. Последняя республика, с. 197.

² Радзинский Э. Сталин, с. 11.

³ Суворов В. Последняя республика, с. 44,46,47.

⁴, Виктор Суворов — литературный псевдоним писателя. Настоящее имя - Владимир Богданович Резун.

⁵ Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия, с. 74.

⁶ Волкогонов Д. Ленин. Кн. 1, с. 340.

⁷ Суворов В. Последняя республика, с. 51, 52.

⁸ Там же, с. 53, 54.

9 Юзеф Пилсудский во время Первой мировой войны командовал 1-й бригадой Польских легионов в австро-венгерской армии.

и> В Польше удавшийся контрудар под Варшавой называли «чудом на Висле».

п В ходе закончившейся поражением Варшавской операции 3-й кавкор- пус, 4-я армия и две дивизии 15-й армии, прижатые к границе, не суме­ли пробиться на восток, отошли на территорию Восточной Пруссии, где отнюдь не пытались вызвать революционные выступления трудящихся, и были интернированы.

¹² Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия, с. 322.

^!3 Заключено в Компьенском лесу 11 ноября 1918 года между Германией и государствами антигерманской коалиции. В 1919 году заменено Вер­сальским мирным договором.

¹⁴ Не сразу, исподволь подводит В. Суворов читателя к мысли о том, что в войне не имеет особого значения, кто является «фактическим» агрес­сором, на чьей территории ведутся боевые действия, справедлива ли война для той или иной стороны.

¹⁵ Нет ничего странного в том, что чем прочнее становилось положение большевиков внутри страны, тем меньше у них наблюдалось желания вновь попытаться разжечь «мировой пожар». Они уже почувствовали вкус власти и рисковать ее потерять отнюдь не спешили. А мировая ре­волюция?.. Да бог с ней.