День освобождения Сибири
Шрифт:
Группу Неволина, как близкую к эсерам, посланцы генерала Корнилова по идеологическим соображениям забраковали сразу же. Казаки, хотя и представляли для омских правых и их гостей с юга несомненный интерес, тем не менее, из-за своих атаманских вольностей и прочих особенностей вряд ли годились для налаживания нелегальной работы в условиях города. Единственно приемлемым вариантом, таким образом, оказалась группа Жилинского, поэтому именно на неё и решили обратить особое внимание. Генерал Флуг лично встретился с капитаном Жилинским и во время беседы выяснил, что последний — вполне надёжный офицер, а члены его организации в большинстве своём никоим образом не разделяют социалистических идей. Это было как раз то, что нужно, так что вскоре по договорённости с местными торгово-промышленными кругами и руководством кадетской партии корниловские эмиссары приняли решение:
При этом, однако, в обмен на финансовые затраты омские толстосумы выдвинули ряд непременных условий. Во-первых, они пожелали, чтобы в организации была введена система строгого единоначалия и подчинённости, а во-вторых, настояли на замене руководителя организации молодого капитана Жилинского более опытным и авторитетным командиром. Данные условия пришлось принять и, исходя из второго пункта соглашения, срочно найти кандидата на роль военного лидера омского подполья. И такого человека вскоре удалось отыскать, им оказался сорокавосьмилетний казачий полковник Павел Павлович Иванов.
Кандидатура этого офицера устраивала многих [182] , в том числе и корниловских эмиссаров. Оказалось даже, что с полковником Ивановым генерал Флуг был немного знаком по довоенной службе в Туркестанском военном округе. В то время тогда ещё подполковник Иванов занимал должность начальника полиции (полицейского исправника) сразу в нескольких уездах Средней Азии. В 1914 г., вскоре после начала мировой войны, он очень решительно и жестко подавил восстание местных дехкан, возмутившихся по поводу привлечения их к строительству оборонительных сооружений для фронта.
182
Однако, как показали дальнейшие события, этот выбор оказался всё-таки не совсем удачным.
Загвоздка состояла лишь в том, что полковник Иванов проживал на тот момент в станице Петропавловской (рядом с одноимённой железнодорожной станцией), где он квартировал вместе с небольшой частью некогда находившейся под его командой и расформированной уже к тому времени казачьей бригады. Кому-то надо было туда съездить и уговорить Павла Павловича перебраться в Омск, для того чтобы принять на себя очень ответственное да к тому же ещё и весьма опасное дело по военному руководству омским подпольем. Василий Егорович Флуг вызвался сам наведаться в Петропавловскую и лично побеседовать там с полковником Ивановым.
Строго конфиденциальная встреча произошла на квартире полковника, причём в коммивояжере Василии Фадееве жена полковника Иванова сразу же узнала генерала Флуга, запомнившегося ей, как она сама пояснила, по журнальным фотографиям времён русско-японской войны. Понятное дело, что Василий Егорович не стал отнекиваться и на своё «неожиданное» разоблачение ответил шуткой в плане того, что его, надо полагать, возможно, всё-таки не сдадут в ЧК. А сам, видимо, в эту минуту ещё раз осознал всю степень той опасности, которой он себя подвергал, путешествуя достаточно уже продолжительное время по территориям, контролируемым большевиками, с такой фотогеничной и, как оказалось, весьма запоминающейся внешностью.
Полковник Иванов, надо отдать ему должное, не позволил долго себя упрашивать и сразу же после беседы с Флугом выехал в Омск, где, собственно, и принял в полном объёме все возложенные на него обязанности. В целях конспирации он взял себе подпольный псевдоним Ринов, в результате чего вошёл в историю Гражданской войны в Сибири, так же как и некоторые другие его товарищи по оружию, под двойной фамилией: Иванов-Ринов.
По выезду из станицы Петропавловской руководителем местной офицерской организации П.П. Иванов оставил вместо себя войскового старшину (подполковника) Вячеслава Ивановича Волкова, бывшего командира 7-го Сибирского казачьего полка, одного из храбрейших офицеров, получившего за боевые заслуги во время Первой мировой войны орден Святого Георгия 4-й степени и Георгиевское золотое оружие за храбрость. По некоторым сведениям, Волков сначала в Кокчетаве, а потом в Петропавловской собрал вокруг себя избранный кружок офицеров, своего рода военно-патриотический орден под названием: «Смерть за родину».
После того как основные организационные мероприятия были проведены, генерал Флуг совместно с представителями кадетской партии, а также
183
Забегая немного вперёд, нужно отметить, что омские подпольщики проявят себя лишь тогда, когда город будет отбит у большевиков частями Чехословацкого корпуса при содействии примкнувших к ним нескольких казачьих отрядов.
И вот, когда все дела в Омске удалось успешно завершить, весьма удовлетворённый достигнутыми результатами генерал Флуг отправил со специальным посыльным своё первое донесение Корнилову, считая миссию в этом городе уже оконченной. Однако в тот же самый момент, то есть где-то числа 24–25 апреля, в Омске неожиданно появился начальник центрального штаба подпольных организаций Западной Сибири В.А. Смарен-Завинский. Он прибыл в столицу Степного края с агитационно-организационными целями, точно такими же, с каковыми здесь уже почти месяц находились Флуг и Глухарёв.
Смарена-Завинского, конечно, приняли в Омске на соответствующем уровне, как заместителя военного министра ВПАС, но и не более того. Корабли, что называется, уже ушли, и рассчитывать на то, что омское подполье перейдёт под контроль эсеров из томского штаба, уже вряд ли приходилось. Во-первых, всё было только что организационно слажено в пользу местных кадетов, заручившихся к тому же поддержкой эмиссаров Добровольческой армии юга России. А во-вторых, в омских правых кругах не вызвало большого энтузиазма известие, привезённое Смарен-Завинским, что во главе Временного правительства автономной Сибири находится Пинкус Дербер, по сути, никакой не областник, а хорошо известный омичам эсер-оборонец, с точки зрения Двинаренко, Каргалова и компании — обыкновенный революционный выскочка, мало чем отличавшийся от тех же самых большевиков, как своими политическими амбициями, так и своей национальной принадлежностью.
Таким образом, значительная часть омского антисоветского сопротивления отнеслась достаточно взвешенно, если не сказать — настороженно, к миссии Смарена-Завинского. И это, несмотря на то, что последний, надо отдать ему должное, провёл в Омске весьма внушительную агитационную кампанию. Выступив в роли этакого новоявленного «Хлестакова», он пустился, что называется, во все тяжкие и, зная о почвеннических настроениях в среде значительной части омской оппозиции, представил деятельность правительства Дербера как государственно-охранительную. Уверял, что входящие в состав ВПАС социалисты настроены строго патриотически как в отношении России в целом, так и по поводу Сибири в частности. Утверждал также, что в состав Временного Сибирского правительства уже введены некоторые представители цензовиков и правых партий. Например, генерал Хорват как наиболее авторитетный политик Дальнего Востока, а также крупнейший питерский олигарх Путилов, что в Харбине при участии ВПАС сформирован уже корпус русских войск под командованием генерала Плешкова, насчитывающий около 20 тысяч солдат и офицеров, и что ведутся переговоры с союзниками о поддержке российских сил войсками Антанты в количестве примерно 100 тысяч человек. Да к тому же, уверял Смарен-Завинский, правительство Дербера пользуется полным доверием союзников, ну и, наконец, большинство подпольных организаций Сибири перешло уже под контроль военного министра Краковецкого, так что осталось теперь только, чтобы и нелегальный Омск признал над собой главенство Временного правительства автономной Сибири.