День поминовения
Шрифт:
С этим кончено. Кончено. Он должен довести это до ее сознания.
Но именно этого она не желала понять. Разве можно так просто расстаться? Она его безумно любит, гораздо сильней, чем раньше. Она не может жить без него. Единственный честный выход – чтобы она рассказала обо всем мужу, а Стивен своей жене.
Он помнит то чувство холодного ожесточения, которое оставило у него это письмо. Идиотка! Назойливая идиотка! Она способна выболтать все своему Джорджу. Затем последует бракоразводный процесс, где он будет фигурировать как соответчик и где все будут склонять его имя. Сандре волей-неволей придется с ним развестись. Он ни минуты не сомневался, что исход будет именно таким. Он помнил, что
Он потеряет все, что поставлено на карту. Полный крах. И позорище.
Он потеряет Сандру.
Неожиданно для себя он понял, что именно этого боится больше всего. Потерять Сандру, спокойную ясноглазую Сандру. Близкого друга и советчика. Гордую, верную Сандру. Это невозможно! Все, что угодно, только не это.
На лбу у него выступил пот.
Надо как-то выпутываться из всей этой истории. Необходимо заставить Розмэри прислушаться к доводам разума. Но захочет ли она? Розмэри и разум – вещи несовместимые. А не сказать ли ей, что он понял, что любит свою жену? Нет, невозможно. Она не поверит. Она ведь очень глупа. Пустоголовое, прилипчивое создание – вцепилась в него обеими руками. А главное – все еще его любит.
В душе у него росла слепая ярость. Как заставить ее молчать? Как заткнуть ей рот? Он с горечью подумал, что тут мог бы помочь только яд.
Где-то рядом зажужжала оса. Он рассеянно поискал ее глазами. Она забралась в вазочку с вареньем и тщетно пыталась оттуда выбраться.
«Совсем как я, – подумал он. – Попала в сладкий плен, а теперь не может вырваться».
Но он, Стивен Фарадей, не собирается сдаваться. Главное – выиграть время. Сейчас Розмэри больна гриппом. Он послал узнать о ее здоровье и отправил ей большой букет цветов. Болезнь дала ему передышку. На следующей неделе Бартоны пригласили их с Сандрой на обед в ресторан по случаю дня рождения Розмэри. Еще до болезни Розмэри сказала: «Пусть сперва пройдет мой день рождения, а потом я поговорю с Джорджем. Иначе это было бы жестоко. Он делает из этого дня целое событие. Все-таки он душка. Но как только все кончится, я надеюсь, мы договоримся».
А что, если сказать ей прямо, что все уже кончилось, что он ее больше не любит? Он поежился. Нет, он никогда на это не отважится. Она может в истерике побежать к Джорджу. Или даже к Сандре. Он заранее слышал ее прерывающийся плачущий голос: «Он говорит, что больше меня не любит, но вы ему не верьте. Он щадит вас и поэтому пытается все от вас скрыть. Но я убеждена, и вы со мной согласитесь, что если люди любят друг друга, то честность – это единственный выход. Именно поэтому я прошу вас дать ему свободу».
Ей ничего не стоило выплеснуть на Сандру всю эту тошнотворную муть.
Он представил себе гордое, презрительное лицо Сандры, услышал ее спокойный голос: «Он может получить свободу в любую минуту». А вдруг Сандра не поверит? Но ведь тогда Розмэри покажет ей письма, которые он имел глупость посылать. Один бог знает, что он там
Ей, Сандре, он таких писем не писал… Он должен что-то придумать, чтобы заставить Розмэри молчать. «Жаль, что прошли времена Борджиа» [37] , – мрачно подумал он.
37
Борджиа Цезаре (ок. 1475–1507) – итальянский государственный и политический деятель, известный своим коварством и жестокостью, нередко использовавший яд в борьбе с политическими и личными врагами.
Только бокал отравленного шампанского мог бы заставить ее замолчать.
Он ведь действительно тогда так подумал!
Цианистый калий в ее бокале с шампанским, цианистый калий в ее сумочке. Депрессия после гриппа.
И глаза Сандры, встретившие его взгляд.
Скоро год, а он все никак не может забыть.
Глава 5
Александра Фарадей
Сандра Фарадей не забыла Розмэри Бартон.
И сейчас, думая о ней, она снова представила себе тот вечер в ресторане и Розмэри, всей тяжестью рухнувшую на стол.
Она отчетливо помнит, как она сама вскрикнула и потом, подняв голову, встретилась взглядом со Стивеном.
Прочел ли он правду в ее глазах? Увидел ли в них ненависть и ужас, смешанные с торжеством?
Прошел почти год, а эта сцена была свежа в ее памяти, как будто все случилось только вчера.
Вот розмарин – для памятливости. Пророческие слова! Что с того, что люди умирают, если они все равно продолжают жить в нашей памяти? Так именно случилось с Розмэри. Она прочно поселилась в памяти Сандры. А в памяти Стивена? Наверное, тоже.
«Люксембург»… До чего же ненавистен ей этот ресторан! Роскошное помещение, первоклассная кухня, безупречное обслуживание. Туда постоянно приглашают. Никуда не деться от этого места.
Она рада была бы забыть, но все окружающее, как нарочно, не давало ей этой возможности. Даже Ферхейвен перестал быть прибежищем с тех пор, как Джордж Бартон поселился в Литл-Прайерс.
Это произошло совершенно неожиданно. Джордж, правда, всегда был со странностями. Совсем не о таком соседе она мечтала. Его присутствие в Литл-Прайерс нарушило покой и очарование Ферхейвена. До этого лета она здесь всегда отдыхала душой; здесь они со Стивеном были счастливы, если они вообще когда-либо были счастливы.
Она сжала тонкие губы. Да, тысячу раз да. Они могли бы быть счастливы, если бы не Розмэри. С появлением Розмэри заколебалось то хрупкое здание взаимного доверия и нежности, которое они со Стивеном только начали было возводить.
Какой-то непонятный внутренний инстинкт заставил Сандру скрывать от Стивена свою страстную любовь. Она полюбила его с той самой минуты, когда он, подойдя к столу в тот вечер у Киддерминстеров, заговорил с нею, делая вид, что очень застенчив и не знает, кто она такая.
На самом деле он прекрасно знал. Она не могла бы сказать, когда именно она это поняла. Очевидно, через некоторое время после женитьбы, когда он разъяснял ей план какой-то политической махинации, необходимой для проведения законопроекта. В то время у нее мелькнула мысль: «Это на что-то похоже. Но на что?» Позднее она поняла, что это, по сути дела, тот же прием, которым он воспользовался много лет назад, в тот памятный вечер у Киддерминстеров.
Она восприняла свое открытие без удивления, как будто оно только подтвердило истину, давно дремавшую в глубине ее сознания.