День поминовения
Шрифт:
– Две бутылки, третью держали наготове. Первая бутылка быстро кончилась. Вторую я открыл незадолго до концерта. Я наполнил бокалы и поставил бутылку в ведро со льдом.
– Заметили вы, когда мистер Бартон последний раз пил из своего бокала?
– Дайте подумать. Когда кончился концерт, они все выпили за здоровье молодой барышни. Праздновали день ее рождения. Потом все пошли танцевать. И когда вернулись к столу, мистер Бартон выпил и… все. Сразу умер.
– Вы наполнили бокалы еще раз, пока гости танцевали?
– Нет, мосье. Бокалы были полные, когда
– Припомните, не подходил ли кто-нибудь – хоть кто-нибудь, безразлично кто – к столу, пока все танцевали?
– Нет, сэр, никто не подходил. Я точно говорю.
– Все пошли танцевать одновременно?
– Да.
– И вернулись к столу тоже вместе?
Джузеппе отчаянно наморщил лоб, напрягая память.
– Мистер Бартон, он вернулся первый, вместе с барышней. Он был солидный мужчина и не мог так долго танцевать. Потом вернулся джентльмен со светлыми волосами, мистер Фарадей, и молодая дама в черном. И потом уже леди Александра Фарадей и джентльмен с темными волосами.
– Вы знаете мистера Фарадея и леди Александру?
– Да, сэр. Я часто вижу их в «Люксембурге». Они очень известные люди.
– Скажите, Джузеппе, а заметили бы вы, если бы один из гостей что-нибудь опустил в бокал мистера Бартона?
– Я не уверен, сэр. Я обслуживал еще два других столика в нише и два в главном зале. Я должен был подавать блюда. Я не следил за столиком мистера Бартона. После концерта все всегда идут танцевать, это для меня отдых, я стою без дела и смотрю. Поэтому я могу сказать, что тогда к столу никто не подходил. Но после танцев все клиенты возвращаются, и я сразу снова берусь за дело.
Кемп кивнул.
– Но я думаю, – продолжал Джузеппе, – невозможно было это сделать незаметно. Мне кажется, это мог сделать только сам мистер Бартон. Но вы так не думаете? – Он вопросительно посмотрел на полицейского инспектора.
– Это что, ваше собственное предположение?
– Я, конечно, ничего не знаю, но мне просто пришло в голову. Ровно год назад у нас в «Люксембурге» отравилась эта красивая дама, миссис Бартон. И может быть, мистер Бартон так о ней горевал, что решил тоже умереть? Это благородно. Конечно, нехорошо для нашего ресторана, но джентльмен, который решил покончить с собой, разве он станет думать про ресторан!
Он с надеждой повернулся к Рейсу, потом перевел взгляд на Кемпа.
Кемп замотал головой:
– Не думаю, чтобы все было так просто.
Он задал Джузеппе еще несколько вопросов и отпустил его.
Как только за ним закрылась дверь, Рейс спросил:
– Может быть, убийца как раз и хотел навязать нам эту версию?
– Скорбящий супруг кончает самоубийством в годовщину смерти жены? Не совсем годовщина, правда, но – почти.
– День поминовения, – сказал Рейс.
– Верно. Ну что ж, возможно, что убийце действительно на руку такая версия. Но тогда выходит, что убийца – кто бы он ни был – не знает, что Бартон получил и хранил анонимные письма,
Глава 3
Мистер Моралес остановился в отеле «Ритц» [55] . В то утро он являл собой весьма непривлекательное зрелище: небритый, с налитыми кровью глазами и следами сильного похмелья.
Мистер Моралес был американским подданным и изъяснялся на одном из наречий, которые в той части света сходят за английский язык. Хотя он проявил полную готовность оказать содействие полиции, его воспоминания о прошедшем вечере были более чем туманны.
55
«Ритц» – фешенебельная лондонская гостиница на улице Пикадилли.
– Был там с Крисси. Девочка будь здоров! Она мне говорит: «Это кабак что надо!» А я ей говорю: «Кисонька, пойдем куда захочешь». Ну, доложу я вам, классный кабак! Знают, как ободрать. Чуть не тридцать долларов выложил. Правда, оркестр дерьмо – играют как сонные мухи.
Его с большим трудом удалось отвлечь от рассказа о собственных эмоциях и заставить вспомнить о людях, сидевших за столом в центре. Тут он оказался менее многословен.
– Ну, был там стол, верно, и люди сидели, но что за люди – не помню. Я и не глядел в ихнюю сторону, пока тот парень не кикнулся. Сперва-то я подумал, что он просто перебрал. Да, вспомнил еще одну дамочку. Брюнетка и довольно-таки, скажу я вам…
– Вы имеете в виду девушку в зеленом бархатном платье?
– Ну вот еще! Там и посмотреть не на что, кожа да кости. Нет, я про другую – та была в черном, и все, что надо, у нее на месте.
Благосклонное внимание мистера Моралеса привлекла, по-видимому, Рут Лессинг.
Он одобрительно прищелкнул языком.
– Я смотрел, как она танцует, – ну, класс! Подмигнул ей пару раз, но она ноль внимания – смерила меня ледяным взглядом, как у вас тут в Англии принято.
Больше никаких ценных сведений из мистера Моралеса извлечь не удалось. Он честно признался, что к тому времени, как началась эстрадная программа, пары алкоголя успели возыметь действие.
Кемп поблагодарил его и приготовился идти.
– Я завтра отплываю в Нью-Йорк, – сообщил Моралес. – Я вам случайно не понадоблюсь? А то я, знаете, мог бы задержаться, – добавил он заискивающе.
– Спасибо, но я думаю, что повторять показания вам не придется.
– Видите ли, я здесь отлично провожу время, и, если я получу от полиции предписание задержаться, моей фирме придется это проглотить. Предписание есть предписание, против него не попрешь. Может, если поднатужиться, я бы еще что-нибудь припомнил…