День Праха
Шрифт:
Не грусти, Ньеман, жизнь не так уж печальна…
– Кофе? – предложил он, переводя дух после своей утренней прогулки.
– Спасибо, сойдет и так.
– Ну что, есть подвижки? – спросил он, растирая руки, чтобы согреться.
– Эксперты из TIC уже приехали в часовню и начали снимать отпечатки.
– Супер! Но сначала они должны все передать в «Bluestar» [40] . Сегодня ночью мне звонил наш эскулап. Оказывается, Самуэль погиб ДО обрушения кровли.
40
«Блюстар» (англ.;
– Вот как?! Значит, Циммерман изменил свои показания?
– Да что с него взять – клоун! Теперь уже слишком поздно, чтобы вызывать другого спеца или эксгумировать труп. В любом случае я уверен, что, если мы обратимся к «Bluestar», нас ждут сюрпризы. Хорошенькие такие сюрпризы.
– То есть печальные?
– Не играй словами, – возразил Ньеман, все еще вздрагивая от холода. – Ты уверена, что не хочешь кофе?
Зал ресторана ожил, хотя это было сильно сказано. Но лампы уже горели, а за стойкой бара суетилась юная официантка. Под охотничьими трофеями – звериными головами, развешанными по стенам, – витал аромат кофе, в общем-то вполне ободряющий.
Ньеман провел короткую беседу с молоденькой служащей, состоявшей при кофе-машине и ловко управлявшейся с ней. Он заприметил эту девицу еще вчера. Прожив на свете полвека, он сохранил вкусы и желания своих двадцати лет, просто они стали несколько утонченнее, словно сапфировая игла звукоснимателя в сравнении со стальной.
– Эй, Ньеман, вы меня слушаете?
– Что? Да-да, извини.
Они сидели у стойки, опираясь локтями на сверкающий цинк, прямо как в вестерне.
– Так что ты говорила?
– Я рассказывала об опросе жителей…
Кофе поспел. Его аромат проник ему в кровь и сразу согрел.
– Мы начали опрос прямо на рассвете, но, с учетом местной топографии, надежды мало. Вокруг Обители всего несколько отдельных ферм. Да и те стоят вдалеке от департаментской трассы. Поэтому у нас нет никаких шансов, что люди могли кого-то увидеть на шоссе.
– И никто не работал в поле?
– Это посреди ночи-то? Нет, бросьте эту затею, Ньеман.
– А сезонники?
– Придется просить разрешения.
– У кого?
– Ньеман, вы знаете законы не хуже меня: мы имеем право опрашивать рабочих только по очереди, одного за другим. Чтобы сэкономить время, придется это делать прямо там, на винограднике. А если вы захотите попасть в Обитель, нам понадобится разрешение ее хозяев…
Ньеман не ответил. Он всегда пренебрегал подобными формальностями, но прекрасно понимал, что здесь не Париж и Шницлер его не поддержит.
– И все же мы с коллегами кое-чего добились, – продолжала Деснос. – В списке URSSAF [41] нам удалось найти имена сезонников – ведь даже Посланники обязаны сообщать данные о своих наемных рабочих. Теперь мы проверяем, нет ли там сведений о прошлых судимостях.
41
URSSAF (фр. Union de Recouvrement des C~otisations de S'ecurit'e sociale et d’Allocations Familiales) – организация, занимающаяся выплатой социальных и семейных пособий, созданная
«Прекрасная идея, лапочка!» – чуть было не сказал Ньеман, но в последний момент прикусил язык. Он не хотел, чтобы его уличили в фамильярности и, пуще того, в дискриминации женского пола.
– А как с бригадой строителей?
– Это у нас запланировано на сегодняшнее утро.
Ньеман понимал, что Деснос проработала всю ночь, и испытывал от этого странное удовлетворение, даже угрызения совести. Она носила обручальное кольцо и, наверно, вела мирную семейную жизнь где-нибудь в этих местах, с мужем, ребятишками и семейным «рено-кангу». Честно говоря, ему нравилось отравлять мирное существование своих коллег – так озорной мальчишка разрушает в сквере песчаный замок товарища по прогулкам, – хотя потом всегда корил себя за эти выходки одинокого тирана.
– Ладно, – сказал он, поставив чашку на стойку бара. – А теперь давай-ка лично допросим начальника стройки. Ты знаешь, где он сегодня трудится?
Стефани перелистала свой блокнотик:
– Он руководит другими работами в ста километрах отсюда, в Сен-Франсуа-де-Поль, это около Липштайна, в департаменте Нижний Рейн. Там есть довольно известная церковь, и…
Ньемана даже растрогали эти прилежные записи в блокнотике, и он дружески похлопал ее по плечу:
– Тогда в путь!
19
– Ты куда это наладилась? – спросил Марсель, увидев, что Ивана крадется между рядами виноградных лоз к Посланникам, собиравшим урожай чуть дальше. – Сезонники должны работать только здесь.
– Вот как? – спросила она с наигранным удивлением. – А я предпочитаю работать вон там, в тенечке.
– Да сегодня и солнца-то не видно.
– Ты идешь со мной или нет?
Марсель не ответил, но стал пробираться между лозами следом за ней. И они дружно взялись за работу, с секаторами в руках и корзинами за спиной. На Марселя нашло вдохновение: он непременно хотел объяснить девушке, что собой представляет гевюрцтраминер. Это вино из северного винограда, стойкого к осеннему холоду и даже к зимним заморозкам; поздний сбор придает ему особую сладость, превращая почти в ликер. Гевюрцтраминер пьют как аперитив, подают к десерту и в новогодний вечер… Но можно также почтить им азиатскую кухню.
– Например, глазированная свинина с вином из Обители – это что-то с чем-то!
Ивана его не слушала. Она презирала вино. В этой страсти к выпивке ей виделась вся нелепость существования какого-нибудь буржуа, кончающего в своем винном погребе, среди бутылок, свою дурацкую, никчемную жизнь.
Зато она внимательно прислушивалась к разговорам Посланников, работавших в двух рядах от нее. Хотя какие там разговоры: они практически не раскрывали рта. А если и раскрывали, то это был старонемецкий, которого она совсем не понимала.
Тем не менее она любовалась самим зрелищем их работы – скупыми, точными движениями, с которыми они срезали грозди, внимательными взглядами, безмятежными лицами… Несмотря на тяжелый труд, выглядели они безупречно. Чепцы для молитв и соломенные шляпы сияли белизной, хотя черная одежда производила мрачное, похоронное впечатление.
А вокруг расстилалась эльзасская равнина, озябшая, дрожащая. Слабенький небесный свет, казалось, из последних сил пробивался сквозь облачную пелену. Ивана сама себе дивилась: будучи горожанкой до мозга костей, она тем не менее с удовольствием озирала эти бескрайние, безмятежные просторы, где пахло землей, веяло прелым ароматом сухой листвы. Прекрасное зрелище…