День разгорается
Шрифт:
— Я ее не знаю... — с умыслом сказал Павел. — Первый раз встречаю.
— И за это спасибо скажите! — не переставая смеяться, заметила Варвара Прокопьевна. — Она редко где показывается.
Павлу очень хотелось расспросить про девушку, но он боялся проявить особый интерес и привлечь внимание Варвары Прокопьевны, да к тому же не водилось, чтобы товарищи добивались сведений и подробностей о людях, которых встречали у этой женщины.
С неожиданной грустью и разочарованием уходил он домой. Но ни грусть эта, ни разочарование в том,
Не омрачило Павла в эти дни и нарастание событий, которые сразу стали грозными и очень сложными.
События стали грозными и усложнились.
Генерал Синицын вдруг приободрился. Из его штаба помчались ординарцы. Возле губернаторского дома стало оживленно. Появился пристав, городовой.
Потапов пришел в казарму и сразу почувствовал, что-то необыкновенное.
— Слышь, милачок! — встретил его бородатый запасной, поглядывая исподлобья. — Кончаем, знать, беспокойство-то...
— Как кончаете? — встрепенулся Потапов.
— Очень просто. По домам. Освобождение выходит. Обдумалось начальство!
Бородатый солдат хозяйственно укладывал свой сундучок. И хозяйственность эта и упрямая уверенность, которая светилась в серых глазах солдата, рассердили Потапова, но он сдержался.
— Обдумалось ли? — осторожно попытал он.
— В доску! Тоже ведь не без совести же!
— Неужто ты у них совесть нашел? — усмехнулся Потапов и прошел дальше, отыскивая нужного товарища.
Нужный товарищ озабоченно сообщил:
— Есть слушок, что получен приказ отправлять запасных. У нас бородачи уж монатки увязывают. Ни об чем теперь не хотят слушать. Ладно, говорят, достигли своего, по домам! К земле!
— Достигли!.. Тут самый разгар делов, а они о домашних печках раздумывают и мечтают!
— Серость!..
Действительно, по городу быстро пронеслось известие, что начальство получило из Петербурга распоряжение немедленно освободить запасных нескольких сроков и без задержки отравить их по домам.
— Что же это теперь выходит?! — потемнел Павел. — Солдаты, значит, выпадают... Сразу мы теряем большую силу... Тут хоть впору отказаться вывозить запасных...
— Еще чего? — возмутились товарищи. — И так в октябре власти демагогию разводили: железнодорожники, мол, не хотят солдат с фронта вывозить!.. Помнишь, что было?
Павел смутился. Он сразу же сообразил, что сказал глупость. Но, подстегнутый укоризненным тоном товарищей, пытался упорствовать.
— Попробовать бы...
— Пробовать нечего... Да и унывать вообще не стоит! Ну, отправят часть запасных, но ведь останется же здесь не мало войск. Пожалуй, останутся самые сознательные и надежные!..
Когда, наконец, по казармам было объявлено о немедленном освобождении запасных, бородачи засуетились, завозились со своим скарбом, повеселели и стали приветливыми
— Домой!.. — прокатилось по серой однообразной толпе. — Домой!.. К бабам!..
— К землице!..
Кой-где в казармах вспыхивали жаркие споры, кончавшиеся перебранкой. Солдаты помоложе, те, которые оставались еще на службе, привязывались к этому жадному крику «Землица!»
— Какая там у вас землица!? Курицу-то есть ли где выпустить? Эх, вы! Отцы почтенные!.. На пустопорожнее место возвращаетесь, а эвон как радуетесь!..
Некоторые бородачи смущались:
— Конечно... земли-то некорыстно... А все свое обзаведенье! Домашность!.. Уж не чаяли живыми добраться!.. Теперь без задоржки, прямо в хаты!..
— Опять, значит, по-старому мурцовку хлебать? Без никакой перемены?!
— Нам абы животы сохранить и то слава тебе, спасе!..
— Значит, ваше дело сторона, как там народ? А? Пущай, мол, другие расхлебывают?!
У иных загорались глаза и со злостью они нападали на молодежь:
— Не мы заваривали, не нам и хлебать!.. Это вот вы такие кашевары народ сомущали! Вы под японцем не были, от пуль не страдали!.. Вам што!? Нечего покусывать!
— Домой!.. Доберемся до домашности, там видно будет!.. — уклончиво обещали третьи. — Не без ума уходим...
В полдень был созван совет рабочих и солдатских депутатов.
Обычно переполненный зал на этот раз наполовину пустовал. Не пришли многие депутаты-солдаты.
— Сборами заняты! — с горечью объяснил кто-то. — Они уже одной ногой в дороге, дома...
Сергей Иванович, прищурившись, оглядел собравшихся, покачал головой, но быстро овладев собой, наклонился к председателю я твердо сказал:
— Начинайте. Ждать больше некого...
Военная забастовка закрутила Огородникова. Ему показалось, когда солдаты забушевали и стали бунтовать, что вот теперь-то наступило настоящее. «Вот это, — думал он, замирая от радости и некоторого страха, — по-настоящему закрутилось! Крышка теперь начальству! Крышка!..» Это настроение поддерживал в нем и Самсонов. Семинарист, целыми днями пропадавший где-то в казармах, около солдат, возле военного стачечного комитета, приносил Огородникову восторженные и подчас преувеличенные вести. И эти вести и сообщения порою туманили голову Огородникова.
А на мыловаренном заводике все было без перемен. Хозяин подгонял в работе и все оттягивал с прибавкой жалованья.
— Ох, уж совсем не время теперь это, — жалостливо уговаривал он рабочих. — Сами видите какие дела! Совсем застой, никаких у меня прибылей. Так уж тянусь, чтобы привычное обзаведенье не бросать... А то хоть самому куда на службу поступать!..
Сидоров, зло поблескивая глазами, вызывающе возражал хозяину:
— А ты закрывай лавочку! Что на самом деле, плачешься?! Если бы тебе туго было, неужто ты бы крутил это колесо?!