День револьвера
Шрифт:
— И, Толстяк, — тихо произнес я, когда гном отошел обратно за стойку. — Хочу попросить кое о чем.
— Ы?
— У гоблов отличный слух, верно?
— Ы? Говори громче, эй-парень, я после сегодняшнего трам-тара-рама малость глуховат.
— Не мог бы ты, — я повысил голос, — предупреждать меня всякий раз, когда на пороге объявится кто-то вроде этого… Хьюи.
— Несложная работенка, эй-парень. — Гобл сверкнул клыками. — Хьюи у нас один такой. Местная достопримечательность, эта… как его… уникум!
Странно, подумал я.
В любом случае от гобла я хотел добиться кое-чего другого.
— Я имел в виду: предупреждать, когда в салун войдет кто-то, выглядящий опасным, но по кому вовсе не стоит стрелять. Так понятно?
— Угы, яснее ясного, — кивнул Толстяк. — Предупреждаю.
Думаю, минут через пять я бы все же понял, что гобл не шутил — разве что издевался. Я все же не тупой. Но сейчас в моем распоряжении оказалась лишь пара секунд. Затем около нашего стола объявился лишний стул, а на нём — примерно триста фунтов костей, мышц, усов, черной кожаной куртки, многократно переломанного носа и очень скверного настроения. По многочисленным шрамам — от подбородка до макушки начисто выбритого черепа — можно было бы легко представить отдельные подробности карьеры нашего гостя. Впрочем, узнавать их я сейчас хотел, пожалуй, меньше всего. Мне вполне хватило понимания того факта, что подсевшего к нам человека явно тяготила предстоящая необходимость разговаривать — общение посредством кулаков и револьвера было для него привычнее.
— Значит, вот чего, — начал он. — Я местный шериф, звать меня Билли Шарго, и меньше всего на свете мне нужны неприятности в моем городе!
— Дарова, Билли! — тут же отозвался гобл. — С тобой мы типа знакомы, а моего нового друга зовут «Эй-парень!».
Шериф не удостоил Толстяка даже намека на взгляд. Он медленно и тщательно изучал меня — нахмурившись, то и дело моргая, и снизу вверх. Я припомнил, что именно так и с таким же выражением на лице наш станционный кассир Ларс Хенкли рассматривал банкноты, в которых подозревал фальшивку, — и это сравнение мне совершенно не понравилось.
— Меня зовут Кейн, мистер Шарго, — сказал я, — Кейн Ханко.
— Кейн, значит, — усмехнулся шериф. — Ну а где ж тогда твой брательник Авель?
Знал бы ты, сколько раз я слышал эту шутку, тоскливо подумал я. И как она мне надоела!
— Вот за этим как раз мама и отпустила меня в Пограничье. Найти брата. Только его Крисом зовут. Крис Ханко. Не доводилось о таком слышать?
— Нет.
На мой взгляд, ответ последовал слишком быстро, чтобы счесть его правдивым. Но указывать на это собеседнику было… как-то неловко.
— Жаль, — вздохнул я.
— Эй, а каков он из себя, твой брательник? —
— Ну-у…
Это был сложный вопрос. Когда Крис отправлялся из дому «поглядеть на мир и людей» через прицел федеральной винтовки, я был еще мал и сейчас не очень-то полагался на те, детские воспоминания. Да и братец сейчас наверняка выглядел постарше. Из более же свежих изображений наличествовала газетная вырезка, извещавшая о свадьбе мистера Кристофера Ханко и мисс Элизабет Дегран. По прилагавшемуся к заметке рисунку можно было уверенно сказать, что платье невесты — белое, сюртук жениха выдержан в темных тонах, а в свадебное «сефтоновское» ландо запряжен единорог, статью очень похожий на першерона.
— …вроде как я, только старше.
— Шутишь? — этот вопрос задал шериф. Толстяк же отреагировал протяжным: — Издеваешсиии?
Я мотнул головой.
— Вон тама, за третьим от входа столом, — гоблин показал на правое плечо Малыша Рока, — сидит, а скорее, лежит, ужравшись в хлам, Джонни-Редис. У него лысина на полмакушки, седые космы заместо нормальных волос, три зуба на всю пасть, бельмо на левом глазу и рожа из сплошных морщин. Месяц назад он клянчил на выпивку по случаю своего дня рождения… ему стукнуло двадцать два.
— Жертва Дикой Магии? — со знанием дела предположил я.
— Дурные приятели, эй-парень. В первую очередь — они!
— А во вторую?
— Всякая мелочь, — гобл изобразил какой-то странно-неопределенный жест, — дешевое мексиканское пойло, вода из луж, мясо падали, ветер, солнце, черный маг в плохом настроении…
— Толстяк.
— Чего, Билли? — оскалился гобл.
Шериф молчал. Зловещая тишина над столиком очень медленно досчитала до пяти. Толстяк прекратил скалиться и, опустив голову, тихо буркнул: «Чего надо, мистер Шарго?»
— Твое молчание.
Гобл не ответил — то ли оскорбился вконец, то ли начал выполнять приказ шерифа немедленно по получении. Шарго еще с полминуты посверлил его глазищами, а затем вновь обратил внимание на меня.
— Я жду ответа, — напомнил он.
— Э-э… а на который вопрос, мистер?
— Как ты собираешься найти своего брата, если даже не можешь описать его?
— Ну, — начал я, — думаю, Крис все же немного похож на прежнего себя.
— Ясно.
«…что ты, парень, круглый дурак!», — без труда закончил я фразу.
В чем-то шериф был прав — временами я и сам не очень верил, что мне удастся выполнить маменькино поручение. Жизнь в маленьком городишке, она того… искажает представление о мире, особенно — о его размерах. Дома я и сам, глядя на вырезанную из газеты карту Пограничья, не мог представить, что россыпь городков и фортов отделена друг от друга не парой мушиных шажков, а десятками миль.
Но, мы, Ханко, не те люди, чтобы так вот запросто дать задний ход, не выполнив задуманное… ну или хотя бы не попытаться.