День рождения – гнусный праздник
Шрифт:
– Вижу, – ответила я, вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть. Тётка в алом нервировала не только тем, что загораживала любимого сына. Она буквально притягивала взгляд ярчайшей одёжкой. Я скашивала глаза в сторону, но всё равно видела перед собой только слепящую алую блузку.
– Вот чёрт! – тихонько выругалась женщина. – Опять около неё кто-то вьётся.
Мы с мужем переглянулись и пристально посмотрели на даму в красном.
– Простите, – подал голос Виктор, – вы о ком?
– Там моя дочь, – не глядя отозвалась женщина. – И опять в толпе поклонников.
Я сразу поняла, что «красивая дочка» – это Милана, а «прыщавый юнец» – мой драгоценный Глеб. Понятно, что промолчать я не могла.
– Зато ваша дочь безграмотная! – я постучал кулаком по столу. – Тупая как пробка. Разве можно писать «Ивановна» с ошибками? Даже дети в первом классе знают, как пишется их имя.
– Я так понимаю, вы родители того парня, что сейчас нагло подкатывает к моей дочери, – мамашка посмотрела на нас пристально и высокомерно, а затем с триумфом добавила: – И отчество моей Миланы вовсе не Ивановна. Точнее, это даже не отчество. Меня зовут Ивона, и я посчитала правильным дать девочке своё имя, а не того прохиндея, что бросил меня беременной на пятом месяце. Так что моя дочка Ивоновна, и, кстати, она единственная отличница в классе, поэтому насчёт её умственных способностей вы погорячились.
Дама в красном победоносно развернулась и зашагала прочь, оставив нас с Виктором поверженными и уязвлёнными. Благо, прозвенел звонок и надо было топать в зал.
Мы кое-как досмотрели спектакль. Шпионить за Глебом уже не хотелось. Виктор намекнул, что я села в калошу, а заодно и его с собой уволокла. И теперь мы выглядим дурно в глазах матери Милы.
– Она одевается вульгарно и безвкусно, а ещё гордится тем, что заменила отчество дочери на матчество, – зло прошептала я. – И почему это мне должно быть стыдно?
– Потому что речь идёт о нашем сыне, и мы не имеем права ставить его в неловкое положение, – сурово сказал Виктор, но тут же улыбнулся и ладонью разгладил и без того безупречный галстук. – Но я постараюсь всё исправить.
Это заявление меня насторожило. Впрочем, Виктор действительно умел ладить с людьми, недаром блестяще выступал в суде и успешно защищал честь и репутацию своих многочисленных клиентов. Не все они были непорочными агнцами, а Витюше как-то удавалось сделать их белыми и пушистыми в глазах судьи. Будем надеяться, и на этот раз у мужа всё получится.
Чтобы исправить ситуацию, он уверенно подошёл к женщине в красном, пока та прихорашивалась перед зеркалом, и предложил подвезти их с дочерью. Ивона даже на мгновение онемела – видимо, была уверена, что родители «прыщавого юнца» не посмеют к ней подойти. Наглость Виктора вкупе с широкой улыбкой и архаичной манерностью произвели на неё впечатление. С выражением лица, будто она делает нам великое одолжение, Ивона согласилась. Искренняя радость в глазах Милы окончательно растопила сердце строптивой мамаши. Девочка
– Мам, а это ведь родители Глеба. Ну, того самого, о котором я говорила.
Глеб, стоявший рядом, пошёл пятнами, но в целом всё вышло неплохо. Толпой мы двинулись к автомобилю. Глеб очень хотел сесть рядом с девочкой, но боевой настрой её матери до смерти напугал Ромео и отправил на переднее сидение, поближе к отцу. Ивона, Мила и я устроились сзади.
– Как вам спектакль? – поинтересовался Виктор, обращаясь к новым знакомым. Муж выбрал правильную тему – нейтральную и безопасную.
– Сойдёт, – отозвалась Ивона. – Не лучше и не хуже того, что ставят в последнее время.
– А вы часто бываете в театре? – не удержалась я.
– Бываю, – уклончиво отозвалась мать Милы. – И заметила такую вещь: театральное искусство деградирует. Но этого следовало ожидать. Как ещё завлечь публику в театр? Приходится надевать на актрис коротенькие юбочки и декольте. Сегодняшняя постановка не стала исключением.
– Да, – согласилась я. Мне не пришлось подыгрывать Ивоне, я действительно разделяла её мнение. – Сама-то в театр не часто заглядываю, так что сегодня была под впечатлением. Раньше думала, что всё зло и распутство из телевизора, а теперь уж и не знаю.
Мы ещё немного поворчали на тему современного искусства и даже вроде бы сдружились с матерью Милы. По крайней мере, говорила она расслабленно и без прежнего высокомерия. Когда темы для разговоров были исчерпаны, голос подала Мила:
– Мам, дай мне свой телефон. Надо подруге набрать, а у меня деньги закончились.
– Мой разрядился, – быстро отозвалась Ивона.
В дело вмешался Глеб.
– Бери мой, – сказал сынуля и полез в карман за мобильником.
Мила одарила парня ласковым взглядом, и моя кровиночка тут же превратилась в хлебный мякиш.
Пока Мила вызванивала подругу, а я нервничала из-за внезапной влюблённости единственного, а потому очень любимого сына, Виктор принялся говорить о работе. Не помню, чем он там хвастал, но Ивона искренне заинтересовалась. Обычно, чтобы набить себе цену, Витя упоминал об офисе в центре. Его контора действительно была в центральной части города, но скорее на задворках, благодаря чему аренда обходилась вдвое дешевле. Если не иметь под рукой карты, то сразу и не найдёшь. Впрочем, адвоката с репутацией хотели многие, а потому находили всегда.
– Ну вот, мы уже и подъехали, – сказала Ивона, заметив в окне очертания своего дома. – Благодарю, что подвезли.
Мила так и не дозвонилась до подруги и вернула телефон Глебу с лёгким раздражением на лице. Её недовольство автоматически отразилось на физиономии влюблённого мальчишки. Я тоскливо вздохнула. Милана с матерью освободили салон авто. Я снова вздохнула, но уже с облегчением.
– Ну, как?! – неоднозначно спросила я Виктора, вложив в своё восклицание тревогу за сына, переживание о внезапном и не слишком удачном знакомстве, досаду из-за плохо поставленного спектакля и зря потраченных на билеты денег.