День рождения
Шрифт:
Вот слышен чуть скрипучий голос Любови Конрадовны. Это природоведение у четвероклассников…
Вот веселый басок Антона Александровича.
Физика в седьмом классе… Разлетающиеся лепестки электроскопов…
«Зачем это Вера Николаевна меня зовет?» — думала Мака.
Няня подметала лестницу. Она подгоняла
— Что, нашалила? — Няня исподлобья посмотрела на Маку. Няня знала, что в учительскую вызывают шалунов. Но Мака ничего не ответила няне. Она знала, что никакого проступка за ней нет.
Минуточку она задержалась у белой двери учительской. Потом надавила ручку. Заглянула в щелку. Вера Николаевна была в комнате одна и смотрела в окно. Дверь в кабинет директора, который помещался рядом, была открыта. Никого больше в учительской не было. Чья-то мягкая легонькая шубка лежала на ручке кресла. Мака вошла в учительскую.
Синели моря и океаны на знакомой немой карте мира. Со шкафа смотрел глобус, нагнув свою умную голову. На столе стоял графин, стакан с недопитой водой. На зеленом сукне около стакана темнела лужица.
Вера Николаевна повернулась, услышав Макины шаги. Она повернулась к Маке лицом, на щеках у нее расплылись красные пятна. В руках она держала газету.
— Маша, — сказала она. — Я тебя позвала… — И остановилась. Голос у нее дрожал. Вера Николаевна очень волновалась.
Мака крепко сжала руки. Ей почему-то стало страшно.
— Маша, — еще раз начала Вера Николаевна. Она протянула руки с газетой к Маке. — Вот в этом номере газеты «Правда» напечатаны твои стихи. Посмотри.
Мака схватила газету: на третьей странице, посередине столбца, она увидела свои стихи.
«Ленину», — было напечатано крупными буквами. И все стихотворение аккуратным столбиком сползало
А под стихотворением было напечатано: «Мария Черкасова, ученица Харьковской школы № 1».
Мака подпрыгнула.
— Ой! — сказала она. Бросила на стол газету и повисла на шее у Веры Николаевны.
Но почему-то Вера Николаевна разжала на своей шее Макины руки. Почему-то у Веры Николаевны продолжали дрожать губы.
— Ты понимаешь, девочка, это центральная газета. Это газета, которую читают все люди в Советском Союзе. Ты понимаешь?
Ну конечно, Мака все это прекрасно понимала. Почему же так волновалась Вера Николаевна?
— Каждый человек может, читая эту газету, увидеть твои стихи. Девочка, ты понимаешь? Каждый человек!
Мака испуганно смотрела на Веру Николаевну.
— Ну, и вдруг где-нибудь, в каком-нибудь городе, эту газету увидела твоя мама…
Маке стало холодно. Потом сразу стало жарко.
И вдруг у нее за спиной, там, где была дверь в кабинет директора, раздался тихий голос.
— Мака, — сказал этот голос.
Мака пошатнулась и руками закрыла свое лицо.
— Мака, — сказал голос, потерянный давно-давно, потерянный, но не забытый.
Мака боялась повернуться. Мака боялась разжать свои руки. Мака боялась посмотреть туда, откуда прозвучал голос. Ей так страшно было увидеть кого-нибудь другого.
— Мака! — еще раз сказал голос уже ближе. Уже громче. Как будто через все эти длинные годы к Маке долетело ее потерянное имя и этот голос.
Мака повернулась, еще не открывая лица, не открывая глаз. Потом потихоньку она отняла от лица свои руки. Открыла глаза.
Прямо перед ней, рядом, близко, так, что можно было дотронуться рукой, стояла мама.