День счастья – сегодня!
Шрифт:
Звонить я не стал, а просто открыл дверь собственным ключом и вошел.
В нос сразу ударил сильный запах табака и перегара. Не знаю, возможно, не стоило ехать, а с другой стороны, что стоило сделать? Просто я очень боялся этого, и именно это и происходило. Наверно, настало наконец время, когда всем моим страхам суждено было сбыться. Как говорится, бойтесь своей мечты – она может исполниться, а так как последние несколько лет моя жизнь состояла из страха за эту самую жизнь, то и мечты расположились где-то под этой же самой крышей. Что ж, принимай!
А с другой
Если приходит время умирать мужчине, то женщина находит утешение в детях, дай Бог, чтобы они были, потому как для женщины главное – дети, а для мужчины, как это ни печально, – женщина, его женщина, его самка. Женщина живет ради детей, мужчина ради женщины. Парадокс? Нет. Это природа и ее законы. Именно поэтому инициаторами большинства разводов являются мужчины. Как только самец теряет интерес к самке, он автоматически теряет его и к детям. Вот такая вот стерва наша мать-природа. И все киндер-сюрпризы на Новый год и дни рождения оказываются в итоге обычным куском шоколада с пластмассовым сердцем внутри. Любви там нет, а души – тем более.
А потому мне было безумно жалко отца и безумно жалко себя.
Не раздеваясь, я прошел на кухню, где горел свет, и опустил все сумки на пол, после чего вернулся в прихожую и только тогда сбросил плащ и ботинки. Немного подумав, я повесил на вешалку и пиджак, предварительно вытащив из него сигареты и телефон.
Квартира. Простая двухкомнатная квартира, а сколько с ней связано. Я здесь родился, сделал первый шаг, сказал первое слово. Да что там говорить, здесь я провел большую часть моей жизни, и нигде я не чувствовал себя так спокойно, как здесь. Уютно и спокойно. Даже время здесь было какое-то другое, оно так же шло быстро или медленно, но все равно как-то по-особенному, по мне, так сказать.
И так, наверно, и должно быть. Родители создают для детей, а потом дети уже создают для своих детей. Для меня родители создали это, а я, в свою очередь, создал для… Да уж, это сложный вопрос.
Отец спал, я слышал его тяжелый храп, доносившийся из их с мамой комнаты. Осторожно закрыв дверь, ведущую в комнаты, я вернулся на кухню.
Весь стол на кухне был усыпан фотографиями матери, в основном черно-белыми. На них она была совсем молодой, веселой и красивой. Перед глазами почему-то сразу встала картина, как отец сидел здесь, смотрел их, пил «горькую» и наверняка плакал. На глаза мгновенно навернулись слезы. Что же все-таки будет дальше?
И в следующий момент мне стало так тяжело, я как будто впервые за последние несколько дней открыл глаза и стал видеть. Передо мной за секунды пронеслась вся моя жизнь: детство, юность, а потом… Я увидел, что осталось. А что осталось? А главное, надолго ли?
Не думая, я тут же налил себе полстакана отцовской водки и просто выплеснул ее себе внутрь так, как выплескивают какую-нибудь очень противную субстанцию в не менее противное помойное ведро, каковым я себя в данный момент и ощущал. Дернувшись, водка все-таки провалилась. Не ел ведь за целый день ничего, сейчас сразу развезет. А может, и к лучшему. И уже ощущая первые признаки опьянения, я принялся загружать содержимое сумок в холодильник, оставляя только те продукты, которые в скором времени понадобятся.
Закончив, я включил чайник и закурил. Сидя посреди кухни, я смотрел вокруг и вспоминал все то, что хранили в себе эти стены. Многое здесь я помнил с детства. Я всегда раньше удивлялся, почему родители не хотят не то чтобы переехать, а хотя бы сделать капитальный ремонт, снести полностью старое – навести новое. Правда, я постоянно этому удивлялся и перебрал массу причин: от проблемы денежной (хотя я предлагал полностью оплатить все расходы) до проблемы занятости. И в конце концов остановился просто на элементарной лени. А сейчас я понял – это все своего рода декорации их жизни. Как в театре. Их можно подкрасить, подделать, отремонтировать, но суть должна оставаться прежней, иначе они потеряют всякий смысл, а следовательно, смысл потеряет и все остальное.
– О! Илюха! Давно приехал? – раздался голос отца.
Вероятно, я снова очень глубоко нырнул в свои мысли и чувства, потому что совершенно не слышал, как он вошел.
– Здорово, батя, – сказал я, после чего встал и обнял отца. – Как ты?
Щурясь от яркого света, отец несколько не уклюже прошел мимо меня и сел на диван. Волосы его были растрепаны и сбиты куда-то в одну сторону, полоска черных усов как-то слишком сильно выделялась на фоне его бледного лица, отчего те казались ненастоящими. Зевнув, он хлопнул меня по колену, слегка улыбнулся и закурил (я протянул ему уже зажженную сигарету). Мы курили и молчали. Я встал, вытащил из шкафчика над раковиной второй стакан и поставил рядом с отцовским. Отец кивнул. Наполнив оба до половины, я снова уселся на стул.
– Ну как, бать? – вновь сказал я.
– Да ничего, сын, нормально. У тебя как? Как Татьяна? Полинка? – сказал отец, выпуская густую струю табачного дыма.
У меня так никогда не получалось. Дурость, конечно, но почему-то мне всегда нравилось, как отец это делает. Эффектно. С детства мне казалось, что так умеют курить только ковбои и мой папа.
– Нормально, бать, не бери в голову, – соврал я. – Ты лучше скажи… У меня пожить не надумал? Давай, а? Ну что ты здесь?
Отец крутанул головой и вновь затянулся.
– Попозже, Илюх… М-м… Не сейчас. Здесь она еще, а значит, и мне еще здесь надо быть, – сказал отец и осторожно вытер слезинку, выскочившую из левого глаза.
Я видел, что сейчас просто бессмысленно говорить ему что-либо. Он застрял в своем горе, и никто не в силах вытащить его оттуда, кроме него самого. Остается только ждать. Ждать, и ничего более. Пройдут все эти девять, сорок дней, и, может быть, тогда все вернется на свои места. На новые, но на свои. Эх, мама, ну почему ты оставила нас? Это я виноват. Во всем!
Я взял стакан и кивнул отцу. Мы выпили не чокаясь, и я вновь наполнил стаканы.
– Бред, – произнес отец.
– Что? – спросил я.
– Еще недавно ты был совсем соплей, а теперь… Водку вон со мной пьешь. Да еще как пьешь. – На этот раз он первым схватил стакан. – Прям собутыльник, честное слово… Да уж… Ладно, давай за тебя, сын. Чтобы все у тебя наладилось, чтобы выкинул из головы чушь всякую. Тебе жить надо, слышишь? И жить без страха. Жизнь, она страхи всякие сама придумает, нечего их выкапывать.