День святого Антония
Шрифт:
Это был карандаш для подводки глаз. Тито положил его себе за ухо.
Мы стали разносить рекламки у себя в районе. В них было написано: «‘Мама Буррито’, самые вкусные буррито в Квинсе».
Мы живем в Холлисе. Если по линии Ф доехать до конечной остановки, то можно пересесть на автобус или спуститься по Хиллсайд-авеню до конца, и тогда попадешь в наш дом.
Рафаэлла делала буррито. Эвальд Криг сидел наготове возле телефона в ожидании заказов.
—
— Нет, — отвечал он, — «Мама Буррито» важнее работы.
И шепотом добавлял:
— И кроме того, я заработал уже столько своими книгами, что могу выйти на пенсию.
— Ну и выходи, — шепнул Поль, но Криг его не расслышал.
В первый день позвонили трое, в том числе и наша соседка. Она сказала, что возле нашей двери очень вкусный запах, и Тито вручил ей рекламку. «Вот, — сказал он, — Рафаэлла готовит буррито, позвоните ей и закажите. Первый заказ бесплатно».
Эвальд Криг приобрел всевозможные упаковочные материалы, чтобы доставлять буррито. Вся наша большая комната была завалена упаковочными материалами. Нельзя было и шагу ступить: везде пластмассовые корытца, бумажные пакетики, пластиковые ложки, фольга, целые груды фольги, стаканчики всех калибров и размеров.
— Ты слишком много всего накупил, — говорили мы. — Это ведь наша профессия — развозить заказанную пищу. Мы знаем, о чем говорим.
Он отмахивался от любых наших советов:
— Вы не понимаете, через два года даже на Аляске узнают о «Маме Буррито».
Когда мы вечером вернулись с работы, с нашей основной, Криг встретил нас словами: «Звонили трое. И пусть сегодня их трое, завтра их будет шестеро, на следующей неделе шестьсот, на следующий месяц — шесть тысяч. Это успех. Дело идет в гору. Люди чувствуют разницу. Мы будем продавать мексиканскую мечту в пластмассовых корытцах, вначале тут, в Квинсе, а потом и по всему миру. О вас будут говорить, как о сыновьях основательницы ‘Мамы Буррито’».
Одна партия буррито подгорела. Но на душе у Рафаэллы было легко. «Все идет хорошо», — сказала она и обняла нас. Вся ванная была заполнена съестными припасами: тут соус тартар, там куриная грудка, дальше тесто, приправы, укроп.
— Нам нужен новый холодильник, — воскликнул Криг. — Завтра привезут новый холодильник. Я сегодня его заказал, срочно. Наша квартира станет мозговым центром «Мамы Буррито».
На следующий день в десять утра привезли холодильник с морозильной камерой, и по настоянию Эвальда Крига установили в ванной. В большой комнате не было места, потому что там было уже все забито упаковочными материалами.
Мы больше не могли попасть в ванную и не могли принять душ, но на все наши возражения Криг отвечал:
— Все мы переедем в гостиницу, а здесь будет мозговой центр «Мамы Буррито».
До полпервого так никто
— Они вот-вот позвонят, — то и дело восклицал он, — я это чувствую, они вот-вот позвонят.
Один раз телефон и вправду зазвонил, но это оказался маркетинговый опрос. Криг иной раз вставал и начинал бродить по комнате, насколько позволяло пространство, заваленное коробками, и бормотал: «Мы продаем мексиканскую мечту в пластмассовых корытцах и доставляем ее людям домой — идея гениальная, заявляю без ложной скромности».
Мы пошли на кухню. «Как же нам теперь жить без душа?» — спрашивали мы. «Все наладится, — успокаивала нас Рафаэлла, — поверьте. Эвальд знает, что делает».
В большой комнате мы слышали его голос из кухни: «Надежды на лучшую жизнь, пляж, немного любви, немного секса, мексиканская мечта, которую доставляют на дом в пластмассовых корытцах — и это меньше, чем за 5 долларов, включая НДС. Вот чего хотят люди, поверь, Рафаэлла, вот чего они хотят».
Мы чмокнули Рафаэллу, потому что у нас была назначена встреча с хорваткой.
— Куда вы? — спросила она.
— Немного погуляем, — ответили мы.
Ровно в два мы стояли на пересечении 21-й улицы и Третьей авеню. Мы оделись во все самое лучшее.
В двадцать минут третьего хорватки еще не было. Мы стали опасаться, что она забыла о встрече, что она уже начала смотреть на нас, как на пустое место. Но около половины третьего она подъехала на машине. Резко затормозила, прямо возле того места, где мы стояли.
Она вылезла из машины. На ней снова была та крошечная юбочка, которую нужно было держать, чтоб она не улетела.
— Ну, вот и я, — сказала она. — Вы долго меня ждали?
Ответа от нас не потребовалось, потому что она говорила все время сама.
— Ну-с, в клуб еще рановато.
С этими словами она достала из своей сумочки сигарету.
Мы взглянули на ее туфли. Каблуки на них были высотой не меньше десяти сантиметров.
— Откуда у тебя такие? — спросил Тито.
— Из обувного магазина, — ответила она. — Или вы подумали, что я покупаю себе туфли в парикмахерской?
Мы уселись под сводом чужого крыльца. Она подстелила себе рекламку.
— А то у меня попа замерзнет, — пояснила она, глубоко вздохнула и добавила: — У меня самая холодная попа в мире. Иногда, когда я лежу ночью в постели, я трогаю свои половинки и чувствую, какие они холодные. Словно две ледышки. Мама говорит, это из-за того, что у меня кровь плохо циркулирует. А она должна бежать, как горный ручеек весной.
Она достала из сумки коробочку «Тик-така». Оранжевый «Тик-так». Пересыпала несколько штук в ладонь и стала распределять.