День святого Антония
Шрифт:
Тито пожал плечами.
— Мне его только что выдали, — сообщила она, смеривая взглядом нас обоих.
Она казалась одновременно высокомерной и испуганной. И в то же время в ней сквозила гордость.
— Пойдем попьем кофе? — предложил Тито.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, — сказала она. — У меня есть парень, но все равно спасибо за предложение.
И с этими словами она удалилась, не удостоив нас больше взглядом.
— Ей не девятнадцать, — сказал Тито.
Но я сказал:
—
В тот день мы были свободны. Порой, когда мы оба свободны, мы заходим к Рафаэлле в кофейню. Но в тот день у нас не было никакого желания. Мы сели в метро и сразу поехали домой. На метро ехать минут сорок. И там мы всегда спим. Мы умеем спать стоя, с одним закрытым глазом.
Вернувшись домой, Рафаэлла всегда жалуется, что у нее устали ноги. Потому что, как она говорит, ей приходится много ходить и бегать. «Все ходишь и бегаешь, и так проходят дни». Но если она приводит в дом поклонника, она, конечно, не жалуется на ноги. Ну что вы! Поклонники не хотят ничего знать про уставшие ноги. Иначе они сразу свалят.
У Рафаэллы много постоянных клиентов. Она знает, что любят ее клиенты из еды и питья. Ее постоянные клиенты, например, часто повторяют: «Рафаэлла, мой цветочек» или «Рафаэлла, если б ты жила у меня в доме…» Она ничего им на это не отвечает, только смеется.
Рафаэлла часто получает подарки: серьги, браслеты, цветы, разные вазочки, книжки. Однажды ей даже подарили вешалку. Ее притащил мебельщик. Он явился в кофейню с вешалкой на спине.
— Вот вешалка для моей Рафаэллы, — сказал он, — в доме пригодится, не надо будет оставлять плащ в ванной, пока с него вода не стечет. В доме без вешалки нельзя.
Возможно, она когда-то рассказала этому типу, что у нас в доме нет вешалки. Мы бы скорее дали отрезать себе язык, чем признались бы в таких вещах.
Порой, Рафаэлла таскает своих поклонников к нам домой. Это бывает не слишком часто, но с нас и того хватает. Для нас каждый ее поклонник лишний.
И уж совсем редко она проводит с поклонниками уик-энд на их летней даче на Лонг-Айленде или где там у этих поклонников бывают дачи.
Однажды она вернулась летним вечером домой с одной из таких дач. Была уже почти осень. Села за стол и, не зажигая света, закурила.
— Ну и как тебе там? — спросил Тито.
Она два раза кивнула, словно на такой вопрос можно ответить лишь кивком головы и ответила: «Ничего, немного секса не помешает», после чего еще раз кивнула.
Обычно она никогда не говорит про секс, это одна из тем, на которые она не любит распространяться. Она никогда не говорит о смерти или о сексе. Потому что, считает она, есть темы, которых лучше не касаться.
Тито сказал:
— Ну ладно, мы пошли на улицу.
Мы вышли на детскую площадку. Тито достал из кармана сигарету и изорвал ее.
—
— Да, — сказал я, — заметил.
Когда мы совсем уже поздно пришли домой, она все еще сидела за столом. Слушала песни нашей родины.
— Когда у нас будет больше денег, мы вернемся домой, — сказала она.
Но мы не собираемся возвращаться. Мы хотим остаться здесь, получить американский паспорт и научиться говорить по-английски без акцента. Завести сад, в котором можно будет заблудиться и над входом в который будет висеть большая табличка: «Поклонникам Рафаэллы вход воспрещен».
Когда мы только-только сюда прибыли, мы ходили в тренировочных костюмах и полукедах. Теперь у каждого из нас красивая белая рубашка, которую мы носим по праздникам. В таком виде мы ходим в церковь. Бог приглядывает за нами, ведь если бы он за нами не приглядывал, нас бы уже давно не было на свете. Рафаэлла к Богу равнодушна. Бог не относится к числу поклонников Рафаэллы.
За ужином Поль как-то раз спросил:
— Рафаэлла, сколько в жизни бывает поклонников?
— В жизни может быть столько поклонников, сколько в жизни бывает ночей, — ответила Рафаэлла. — Пока будут ночи, будут и поклонники.
— А мы, — спросил Тито, — мы тоже поклонники?
Рафаэлла положила куриную ножку на тарелку — мы очень часто едим курицу, это дешево и необременительно.
— Я не знаю, — сказала она. — Каждому в жизни приходится быть чьим-то поклонником.
— А ты? — спросил Поль. — Ты тоже чья-то поклонница?
— Я была поклонницей очень давно, — ответила она, снова принимаясь за куриную ножку и давая нам понять, что разговор окончен.
По средам мы ходим в прачечную. Рафаэлле некогда ходить в прачечную. На самом деле, прачечная — это не мужское дело. Поэтому мы всегда ходим в среду утром, чтобы поменьше бросаться людям в глаза. У Рафаэллы сорок шесть пар трусиков. Некоторые из них все в дырках. Мы возвращаемся из прачечной и показываем их ей.
— Вот, смотри сама, — говорим мы, — их уже нельзя стирать. Если ты их еще раз наденешь, они с тебя просто свалятся.
У Рафаэллы два вида трусиков. Одни — для тех случаев, когда она ждет поклонников, а другие — когда она поклонников не ждет. У нас же только один вид. Мы не ждем поклонниц, мы сами поклонники.
Это было в среду, в мае. Рафаэлла привела в дом поклонника, не похожего на всех остальных. Сумка со стираным бельем стояла в коридоре. Мы как раз собирались поговорить с ней о трех парах трусиков, которые, как мы считали, не годились даже на то, чтобы служить кухонной тряпкой. Но она привела в дом поклонника, и нам пришлось промолчать насчет дырявых трусиков. Ах, если она приводит в дом поклонника, мы о многом должны держать язык за зубами!