День святой Вероники
Шрифт:
Я устало пожала плечами. Честно говоря, я не думала, что нынче власти обременяют себя ведением дел. Но, может быть, мой случай кажется им особо важным. Несомненно, он будет спрашивать меня о Батце… Я еще не решила, как себя поведу. Я была слишком измотана, чтобы решать. И лишь мельком отметила, что следователь обращается ко мне на «вы», вопреки декрету Конвента.
– Расскажите мне все, гражданка. Все по порядку.
– Что именно?
– Историю вашего ареста.
Тихо, бесцветным голосом я пересказала ему скандал, случившийся в Народном
– И вы утверждаете, гражданка, что не знакомы с Каролиной Бретвиль?
– Я вчера увидела ее впервые.
– Но она клянется, что вы – дочь того человека, который ее соблазнил, дочь аристократа. Вы действительно Сюзанна де ла Тремуйль?
– Да, – сказала я, не видя смысла отрицать это.
– Ваш отец действительно имел какие-либо отношения с гражданкой Бретвиль?
Я сжала губы. Меньше всего мне хотелось, чтобы какие-то люди лезли в жизнь нашей семьи, касались того, чего им не следовало касаться.
– Мне ничего не известно об этом, – произнесла я сухо.
– Бретвиль утверждает, что у нее есть ребенок и…
– Повторяю, мне ничего об этом не известно, – сказала я резко.
Фруадюр откинулся на спинку кресла, сжимая в руке перо.
– Напомню вам, гражданка, что осветить данные обстоятельства – в ваших же интересах.
– Сударь, – прервала я его, – не всегда должно руководствоваться собственными интересами.
Чего он хотел? Чтобы я рассказала ему об отце, о том, как эта девица служила у нас в Сент-Элуа и пользовалась благосклонностью принца – благосклонностью, которая, впрочем, не давала ей никаких надежд, а тем более прав? Если уж на то пошло, то это даже меня не касалось, а следователя тем более. Я бы скорее умерла, чем стала говорить об этом.
Фруадюр уже не смотрел на меня. Склонившись над бумагами, он что-то торопливо вычеркивал, замарывал, ставил кляксы, словно хотел какую-то надпись сделать навеки непрочитываемой. Я равнодушно глядела на него. Мне хотелось лишь подольше побыть в канцелярии, относительно чистой и светлой. Остальное меня не волновало.
– Я обрадую вас, гражданка, – сказал он, поднимая голову.
– Да? – спросила я без всякого выражения.
– Я отпущу вас на свободу.
Я не сразу поняла смысл услышанного. Но мало-помалу я осознавала эти слова, и искра заинтересованности вспыхнула у меня в глазах. Я взглянула на Фруадюра внимательнее и настороженнее. Надо было быть начеку. Может быть, это лопушка?
– Вы меня отпустите? – произнесла я медленно.
– Сию же минуту. Возьмите бумагу!
Я взяла бумагу, которую он мне протягивал. Меня охватило некоторое замешательство. Как понять то, что происходит?
– Ступайте! Вы свободны.
Я взглянула на бумагу, которую только что получила, – это было временное свидетельство
– Я свободна?
– Совершенно.
– Но… как же это понять?
Он почесал пером у себя за ухом и усмехнулся.
– Я убедился, гражданка, что за вами нет никакой вины. Ведь происхождение не может вменяться в преступление, не так ли?
Все это было так, но… Я еще раз настороженно взглянула на следователя. Неужели он такой честный и порядочный? Нет, что-то тут не так.
– Если вы считаете, что я невиновна, то так же невиновны и мои спутницы, арестованные только за то, что были рядом со мной.
– О, – произнес Фруадюр, – возможно, это и так, но чтобы убедиться в этом, я должен сначала допросить их.
– Когда же вы это сделаете? – осведомилась я.
– Может быть, завтра, а может быть, через неделю. У меня полно работы, – произнес следователь, меняясь в лице.
– Но в Шантийи со мной была посажена маленькая девочка, ей всего одиннадцать лет! Умоляю вас, отпустите ее со мной.
– Я очень занят, – сухо прервал он меня, и тон у него был ледяной.
Я задумалась. Несомненно, что-то тут не так. Тут кроется какой-то подвох, интрига. Меня просто хотят выпихнуть на улицу! Но зачем? Этого я не понимала.
– Сударь, – сказала я медленно, – в таком случае, я прошу вас оставить меня в Шантийи до тех пор, пока вы не решите отпустить нас троих.
– Это невозможно.
– Но я не уйду без них! – вскричала я гневно.
– Если вы не уйдете, вас призовут к порядку и выведут.
– Силой?!
– Да, силой.
Он говорил решительно, но я почувствовала, что он чего-то боится. Возможно, того, что я устрою скандал? Безусловно, отпуская меня, он совершал преступление перед Республикой. Но как же, черт возьми, все это понять?
Нахмурив брови, я лихорадочно размышляла. Фруадюр наверняка не согласится вернуть меня в камеру, раз уж он так настаивает на моем освобождении. Вероятно, я снова оказываюсь в поле действия какого-то заговора. Но что же мне остается, кроме как плыть по течению? Я должна подчиняться. Возможно, на свободе положение прояснится и я смогу помочь Авроре и Изабелле.
– Умоляю вас, – проговорила я, – обещайте мне хотя бы перевести их в другое место.
– Что вы имеете в виду?
– Не оставляйте их в том ужасном подвале!
Фруадюр криво улыбнулся.
– Хорошо. Я поговорю с начальником тюрьмы, обещаю вам.
Я взяла бумагу и быстро пошла к выходу.
4
Итак, то, что я считала несбыточным чудом, сбылось: я оказалась на свободе. Выйдя за пределы Шантийи, я жадно вдохнула холодный январский воздух, наслаждаясь каждой клеточкой тела тем, что живу и могу дышать. Видит Бог, иногда возможность делать это приобретает необыкновенную ценность.