День твоего рождения
Шрифт:
Мы едем куда-то. Довольно долго. Потом выходим на опушке леса. А там стоят орудия. Разные. Большие и поменьше. Возле них солдаты.
Мы поднимаемся на дощатый помост. Там стоят стереотрубы. Такие приборы, похожие на рогатку. Каждая рогулька - оптический глаз. Посильнее, чем у бинокля.
– Прикажете начинать, товарищ генерал-майор?
– спрашивает могучий полковник.
Иванов кивает. Полковник берет огромный револьвер. Загоняет в него здоровый патрон с красной гильзой. Поднимает руку вверх. Револьвер жахает,
Вдоль опушки проносится рев. Я даже испугаться не успеваю. Только вздрагиваю каждый раз. Это орудия стреляют одно за одним. Бых-бых-бых-бых! Подряд. Получается очередь. Только не автоматная, а орудийная. В конце поля взлетает земля.
Пушки прохают еще раз. И еще. Еще. Потом умолкают. Полковник уходит к пушкам. Предупреждает заранее:
– Сейчас будем танки бить. Прямой наводкой.
Тихо. После стрельбы тишина особенной кажется. Вот ворона каркнула. Ишь ты, молодец, не испугалась грохота! Голоса слышатся. Это солдаты у орудий разговаривают. Звякает металл. Наверное, пустые гильзы складывают.
Дедушка и Иванов улыбаются, переглядываются. Вдыхают запах пороха, который ветром от пушек принесло.
– Хорошо, Антоша!
– говорит Иванов.
– Хорошо, Коля!
– отвечает дедушка.
– А помнишь артподготовки перед наступлением?
– спрашивает Иванов.
– Еще бы!
– улыбается дед.
– Тысячи снарядов на километре фронта! В считанные минуты!..
– Гарь, дым!
– перебивает Иванов.
– Соседних пушек не видно!
– Веселое время - наступление, - кивает дед.
– Ребята у орудий скачут как черти!
– горячится Иванов.
– Черные от копоти, веселые! От канонады оглохшие!
– Нет!
– восклицает дед.
– Никто лучше Лермонтова про артиллерию не написал: «И залпы тысячи орудий слились в протяжный вой!»
– Что говорить!
– смеется Иванов.
– Бог войны наша с тобой артиллерия!
Они замолкают. А я на них любуюсь. Шинели расстегнули. Папахи сняли. Седые волосы на солнце блестят. Улыбаются, довольные.
– Ты знаешь, Коля, - говорит дед, - встретил я в Сибири одного сержанта. Наказал я его несправедливо на войне. За то, что фашиста пленного ударил.
– Лежачих не бьют, - сказал Иванов.
– Да этот фриц у своего же пленного пайку хлеба, оказывается, отнял. А сержант-то мне этого и не объяснил. Испугался начальства. И теперь вот встретились.
– Неудобно вышло, - вздохнул Иванов.
– Что ж, нам, командирам, перед сержантом извиниться не грех. Было уж, что там говорить. На вежливость времени не хватало. Поговорить не могли толком. Выполняй приказ, и все тут. Да и кто перед солдатом не в долгу, скажи? Сами ведь солдатами были. Помним.
– Это верно, - ответил дедушка, - не зря скребет на сердце.
Примчался полковник. Снова
Я смотрю в бинокль. В настоящий полевой бинокль!
Разные ведь есть бинокли. Можно и в магазине такой же купить. Такой же, а не такой. Вот винтовка. У нее номер есть. Она на учете числится, как солдат. Потому что она - боевое оружие. Мой бинокль - как винтовка. Он армии служит. Военным помогает. Это настоящий военный бинокль.
Я смотрю в него сквозь тонкие крестики и черточки, которыми стекло помечено. Разглядываю поле вдали и вдруг вижу, как по нему движутся странные предметы.
На санях установлен столб. Это как бы мачта. А на мачте натянуто полотно. Движется по земле парус. Все ближе, ближе к нам. Но пушки молчат. Парусов уже много на поле. И они быстрее ползут.
– Чего же медлят?
– говорит дедушка.
– Расстояние позволяет.
Иванов хмыкает, ничего не говорит. А полковник объясняет:
– Отрабатываем дрезденский маневр генерал-майора. Видите, пушки стоят под углом в атаке. Огонь будем вести с близкого расстояния. И на всю глубину.
– Вот как!
– изумляется дед.
– Да сейчас же тактика другая. Орудия другие. В военных условиях такой атаки может и не быть!
– Может и не быть, - соглашается полковник.
– А может и быть…
– Ну, - хохочет дедушка, - вас не проведешь! Молодцы. Да так и надо! Новому учитесь, но и старое не забывайте!
И тут начинается пальба.
Пушки грохочут. И я вижу, как в парусах появляются дырки. Один парус пополам сломало - угодило прямо в мачту!
Те паруса, где дыры, - останавливаются. Много «танков» уже подбито. А другие еще идут. Ползут - и все.
У стволов огонь пляшет. Дым клубами. Остановились последние «танки». Все. Победа.
Иванов от стереотрубы отвалился, зубами сверкнул.
– Что ж, - сказал, - спасибо бойцам! Стреляли отлично.
– Подмигнул деду: - Давай их поблагодарим. Покажи-ка, ты умеешь!
Полковник снова из ракетницы жахнул. На опушке солдаты к нам повернулись. Понять не могут, в чем дело. Ведь стрельба закончилась.
А дедушка подошел к краю помоста, сложил руки рупором, набрал воздуха и гаркнул:
– Бла-годарим за служ-бу-у!
Солдаты переглянулись. Быстро выстроились рядом с пушками. И хором ответили:
– Служу Советскому Союзу!
И так складно у них получилось, что мы все засмеялись. Будто солдаты только и знали, что генералам за полкилометра кричать в нарушение всяких уставов.
Потом обед был. Стол стоял огромной буквой П. За столом одни офицеры сидели. Когда всем налили вина, полковник произнес:
– Товарищи офицеры, прошу встать!
Все встали по стойке «смирно». Щелкнули сапогами враз. И я тоже встал. И генералы мои встали.