День твоего рождения
Шрифт:
Дедушка обнял меня за плечи. Заглянул в глаза.
– А ты растешь, Антоха, - сказал он.
– На глазах просто растешь.
Он стал боксировать меня. Прямо на улице. Я тоже его тихонько постукал.
– Время идет, - сказал дед, обнимая меня за плечи, и я согласно кивнул.
– Время идет, - повторил он.
– У кого - к полдню. У кого - к полночи. И надо торопиться!
Я кивнул опять.
– Торопиться, торопиться!
– повторил с жаром дедушка и добавил неожиданно: - Мало ли!
Что - мало ли? Я потом уж задумался. А
Конечно, надо торопиться. Всегда и во всем. А то чего-нибудь не успеешь важное. Или пропустишь. Или сделаешь не так. Или промолчишь, как я тогда, в Москве. И будет досадно. Обидно до слез. Ведь я с тем парнем в красной рубашке дружить мог, а оказалось, что перед ним опозорился. Выглядел тогда, как пластилиновый подлиза. Соглашатель.
Сумею ли когда-нибудь я увидеть снова этого парня в застежках? И доказать, что я не такой?
Дедушка прав - надо торопиться. Торопиться и не ошибаться.
Семейная идиллия
Однажды мама объявила:
– Еду в командировку.
Оказывается, едет осматривать будущее морское дно. Интересно бы посмотреть, и я сказал:
– Возьми нас!
Дедушка рюкзак стал искать, запел во весь голос:
Если смерти, то мгновенной, Если раны - небольшой!Папа нам позавидовал:
– Вам хорошо, а я один останусь…
– Зачем оставаться?
– спросил дедушка.
– Поехали с нами. Всего пять дней! Попроси, наконец, отпуск.
Отец стал рассказывать про бетон - что теперь горячее время, и мы с ним согласились: как же, конечно. Если бы не согласились, он бы не поехал, но мы кивнули, и на другой день отец бежал по лестнице через две ступеньки - я сам видел. Еще на площадке закричал:
– Еду! Отпустили!
И вот мы едем в мамином «газике».
Мама газует лихо, перед ухабами не тормозит, нас подбрасывает к самому потолку, дедушка громко крякает, я ему подражаю. Папа не отстает.
– Что это вы, как утки?
– спрашивает мама.
– Раскрякались?
– Жаль, милиции в тайге нет, - ворчит дедушка.
– Лихачка несчастная!
– ругается папа.
– Потолок же прошибем!
– кричу я.
Мама смеется.
– Миленькие!
– веселится.
– Забыли, где находитесь? Это же Сибирь! И дороги у нас тоже сибирские!
«Газик» ревет, ползет в гору, мчится вниз, разбрызгивая воду, форсирует ручьи.
Мы едем по морскому дну, но ничего на море тут не похоже. На дно - тем более.
Дорога, телеграфные столбы вдоль дороги. Тайга. Птицы поют. Разве вообразишь, что тут скоро вместо птиц рыбы появятся? Будут плавать над бывшей тайгой. Удивляться: неужели, мол, здесь птицы летали?
И знаете, как-то мне странно стало. Не по себе. Настроение испортилось. Трудно подумать - лес живой, бабочки, трава, цветы, и ничего этого не станет.
Мне кажется,
Дедушка замолчал, отец притих, мама шутить перестала.
Мы остановились передохнуть и сразу услышали лесное веселье. Сороки стрекочут, всякую живность предупреждают, что люди приехали. Птички чирикают. Шмели мимо проносятся, словно пули: вж-ж-ж! Живут вот, хлопочут, а не знают, что им скоро переезжать надо.
Ну ладно, шмели улетят, птицы тоже, а как ежи, например? Успеют? Или, допустим, муравьи?
Я читал, как муравьи лес очищают, как мертвеет без них тайга. Но они же крошки такие, от воды не успеют уйти! Погибнут…
Настроение у меня совсем портится. На привале я говорю отцу про муравьев.
– Сравни!
– отвечает он мне.
– Муравьишки и электричество! Один муравьишка только соломинку поднять может, а наша ГЭС! Какая у нее силища!
Я слушаю отца, и мне все грустнее становится. Конечно! Разве может муравьишка с электростанцией соревноваться?
– Ты не думай, - говорит отец, - что мне муравьишек не жалко. Но что делать? Приходится идти на жертвы.
– А ты не иди!
– раздается голос дедушки.
Я оборачиваюсь. Он стоит за моей спиной и сердито смотрит на отца.
– Вообще это не первый разговор у нас, - говорит он папе.
– Мелочь - гвозди, доски, цемент. Мелочь - муравьи. Размашисто очень мыслишь, товарищ технократ.
Папа даже побледнел. Технократ - это же бюрократ. Только технический. Технический бюрократ - это такой, который, кроме техники, ничего не видит. Мне не нравится, что дедушка с папой опять ссорятся. Какой папа технократ? У него просто работа такая, он занятой человек. Ему действительно про бетон-то думать некогда, не то что про муравьев.
– Дедушка, - говорю я, защищая папу, - ты все-таки не кипятись!
– «Не кипятись»!
– возмущается дед.
– Нет, вы на него поглядите! Только что муравьев жалел и вдруг - пожалуйста! Так ты как думаешь все-таки? Что важнее? ГЭС или муравьи?
– Разве можно сравнивать, - говорю я, вздохнув.
– Вот! Вот! Вот!
– кричит дедушка.
– Правильно сказал. Разве можно сравнивать? Какого-то несчастного муравьишку и электростанцию! Нельзя их сравнивать, понимаешь! Никак нельзя! Муравьи - это муравьи. А ГЭС - это ГЭС!
Дедушка неожиданно умолкает. Я вижу - ему плохо. У него всегда такой цвет лица, когда болит сердце. Я вскакиваю, бегу к рюкзаку, достаю склянку с лекарством, капаю в кружку, добавляю воды. Приношу деду, говорю:
– Ты, кажется, просил пить…
– Да, да, - кивает он мне, - спасибо.
Мы переглядываемся понимающе.
– В общем, Антон, - говорит дедушка, - твой папа не прав, хотя он и взрослый.
Папа краснеет. Но дедушка не замечает этого.
– Муравьев надо спасать, - продолжает он.
– Взрослым дядям не до этого. Предложи отряду, - смотрит на меня, - составить карту муравейников в затопляемой зоне. А потом перенести их на новые места.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
