Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну

Тюрк Гарри

Насколько серьезно и верно все это было, генерал Наварр понял быстро, стоил ему лишь научиться в общих чертах осознать обстановку в Сайгоне: два миллиарда старых франков стоила в день эта военная авантюра, которую большинство французов уже гневно окрестило “грязной войной”. Войну вели 125 тысяч человек в регулярных французских войсках, не считая подразделений Иностранного легиона, вместе с 300 тысячами местных наемников и насильно мобилизованных вьетнамцев. С 1945 года в Индокитае погибло 25 тысяч французов и солдат Иностранного легиона, еще 20 тысяч пропали без вести. Цифры потерь местных вспомогательных войск почти достигли такого же уровня.

Дома не прекращались массовые протесты против переброски войск в Индокитай; улицы городов регулярно заполнялись демонстрантами, требовавшими окончания войны. Надежда, так, по крайней мере, казалось, была лишь на США. Американцы с 1950 года влезали в эту войну все сильнее, чтобы, как они это представляли, помочь Франции выиграть свой антикоммунистический поход в Индокитай.

Генерал Наварр знал, что его шансы в огромной степени зависят от американской помощи. Но, как и многие другие французы, он давно понял, что США на самом деле пытаются своей “помощью” более или менее мягкими методами отстранить Францию и взять Индокитай в свои руки. Это и было подоплекой “Договора о взаимной обороне Индокитая”, подписанного американцами с обедневшей Францией в 1950 году.

С тех пор в Сайгоне разместилась так называемая Комиссия американских советников, с энтузиазмом проводившая свою собственную политику с местными коллаборационистами. Но все-таки во Вьетнам ежемесячно прибывало не менее 6000 тонн американских военных грузов; уже было поставлено более трехсот самолетов, свыше тысячи танков, броневиков и других машин, а также постоянно недостающие боеприпасы и стрелковое оружие. Точные цифры были неизвестны, но вполголоса поговаривали, что США уже инвестировали около двух миллиардов долларов и несут две трети всех расходов на эту войну. Но вот счет за все это, опасался Наварр, Франции они предъявят уже очень скоро.

“Защита свободного мира” — таков был лозунг американцев. Широкомасштабная спекуляция, скрывающаяся за этими словами, никогда открыто не упоминалась, но не было ни одного французского командира в Индокитае, который бы о ней не знал.

Наварр привнес на свой новый пост изрядную долю честолюбия. В конце концов, именно здесь он мог доказать, что сможет превзойти своих предшественников — не последних людей в военной иерархии Франции.

Он поднял глаза, когда Верховный комиссар Летурно передал ему только что поступившую из Парижа телеграмму. Ее содержание не ошеломило генерала. То, что там было подтверждено, он сам устроил из Сайгона, где был всего несколько дней назад.

— Вызовите Коньи, — приказал он своему адъютанту.

Бригадир тут же вырос перед ним, производившая впечатление фигура, никогда не забывавшая о военной выправке. Его камуфляжный комбинезон несколько отличал его от расфуфыренных гостей, рубашки которых насквозь пропитались потом, образовавшим темные влажные пятна. Наварр улыбнулся. Но сразу же стал серьезным, потому что любая улыбка превращала его лицо в рожицу фавна. Тут же он услышал: — Бригадир Коньи, я по поручению правительства Республики присваиваю вам звание дивизионного генерала!

Наварр передал ему телеграмму, потому что нужный для официального производства в чин документ еще не прибыл. Потом он взял с руки своего адъютанта несколько экземпляров третьей звезды и передал их Коньи.

Коньи пожалел, что снял свое кепи и не может отдать честь, как подобает по уставу. Он любил фотографии, изображавшие его на церемонии поднятия флага, с рукой у козырька, выше по росту всех остальных. Аура значительности!

Теперь ему пришлось удовольствоваться тем, что, прижав подбородок к груди, громко и четко заверить Наварра в том, что он оправдает оказанное ему высокое доверие.

Не было заметно, чтобы он так уж сильно благодарил. Это было бы не в стиле Коньи. Он давно ждал повышения в звании, и все, что оказало на него впечатление, было лишь то обстоятельство, что его производство в дивизионные генералы было одним из первых действий Наварра на его новом посту. За этим стоял трезвый расчет, что теперь, когда все “старики” уезжают домой, он, Коньи, остается самым опытным командиром на ТВД и потому самым близким советником Наварра по всем важным вопросам. Наварру нужно иметь в его лице надежного и доверенного советника!

Как быстро Наварр перешел к делу, выяснилось уже через несколько минут. Вспотевшие музыканты в конце зала после исполнения нескольких маршей сделали перерыв и потянулись к бокалам с пивом. Наварр сделал знак Коньи: — Мне нужно с вами поговорить.

Адъютант позаботился о том, чтобы они смогли усесться за столик, стоявший в отдалении от толпы и могли поговорить спокойно.

— Кстати я назначу вас командующим всеми нашими войсками в Тонкине, — начал Наварр. Он покачал головой, когда Коньи захотел выразить свою радость по этому поводу — Поговорим здесь о вашем задании. Война стала несколько непредсказуемой, не так ли?

Коньи объяснил, что дельта Красной реки, самая многолюдная, богатая рисом и самая важная для транспортировки грузов местность, в какой-то мере защищена построенными повсюду бункерами, из которых контролируется окружающая местность. Он выразился осторожно, употребив слово “в какой-то мере”. Этот новый главком не был глуп; он и сам видел, как обстоят дела.

— Я все время размышляю, — продолжал Наварр, — не ошиблись ли мы, избрав для себя исключительно оборонительную тактику, которая не принесла нам успеха. Мы мобильная армия, подвижная, обученная вести наступление. Почему мы засовываем наших солдат в эти бетонные коробки, чтобы они там толстели и ленились? Не кажется ли вам, Коньи, что нам пора вернуться к наступательной войне?

Новоиспеченный дивизионный генерал покачал головой в знак сомнения: — Я не знаю, мой генерал, возможно, что пора. Но это не обычная страна, а Вьетминь — не обычная армия, которая так просто пойдет на прямое сражение. Как часто в прошлом мы прочесывали какую-либо местность, очищали от противника — с одними тем же результатом — через пару недель все возвращалось на круги своя! В дельте мы делаем все, лишь бы не потерять контроль.

— Я имею в виду не тысячи маленьких атак, Коньи, — перебил его Наварр. — Для меня речь идет о стратегическом наступлении, способным переломить ход войны. Вместо того, чтобы постоянно защищаться от Вьетминя, мы должны постараться нагнать на них страху, действуя именно там, где они чувствуют себя в безопасности, в глубоком тылу, где находятся их резервы.

— У вас уже есть практические предложения?

— Пока только идеи, — ответил Наварр. — Но в ближайшие дни я узнаю от авиаразведки, как обстоят дела на самом деле. Здесь, мне кажется, слишком долго спали.

— Одно, в любом случае, несомненно, — объяснил ему Коньи со всей силой убеждения, — на наступление на дельту, Ханой и Хайфон красные не отважатся. Ни сейчас, ни позднее. Тут нам помогает местность, здесь мы можем воспользоваться нашим превосходством в технике и в вооружении. Дельта надежно защищена!