Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну
Шрифт:
Полковник де Кастри в эти дни все реже показывался из своего бункера. Настроение у него было удручающим из за массовых потерь и становившегося все более безысходным положения. Вместо него полковник Пьер Ланглэ, агрессивно — наступательный дух которого значительно подупал, организовывал сопротивление. Де Кастри предоставил ему свободу действий, не передавая командование официально, для чего ему понадобилось бы запросить разрешение Наварра.
Помимо удержания двух последних позиций на левом берегу Ланглэ своими постоянными мольбами о помощи добился от Ханоя отправки все большего количества самолетов, сбрасывавших бомбы и напалм на горные цепи на западе. Тем не менее, подавить действующую там тяжелую артиллерию вьетнамцев и нанести серьезный ущерб их тылам. Потери были велики, но
Из за этого тонны боеприпасов, оснащения и провизии опускались прямо на позиции Народной армии. Солдаты собирали грузы и доставляли их по ночам на срочно организованные распределительные пункты.
Гастон Жанвилль каждую ночь обращался к соотечественникам по мегафону. Он говорил, что лучше всего будет, если они прекратят сопротивление, тем более что предназначенные для них 105 —мм снаряды уже давно попадают в руки Народной армии. — Приходите к нам, пока мы с благодарностью не пошлем эти снаряды к вам назад!
Перебежчики сообщали, что его и других агитаторов теперь слышно лучше, потому что патронов к пулеметам осталось так мало, то огонь ведется только по хорошо видимым целям. Но большинство французов все равно боится Вьетминя. Они думают, что их тут запытают до смерти, из мести за бесчисленные карательные экспедиции против мирного населения, которые французские войска проводили во Вьетнаме с первых дней войны.
Однажды де Кастри выяснил, что подразделения Народной армии спокойно занимаются теперь подготовкой к дальнейшим атакам на территории между левым берегом Нам — Юма и бывшими укреплениями «Доминик», потому что оставшиеся в «Доминик» очаги сопротивления могут лишь обороняться и неспособны на контратаки. Он настоял на том, чтобы перерезать путь к отходу пробившимся вплоть до речного берега подразделениям Вьетминя.
— Нас может спасти только атака! — заклинал он скептически настроенных офицеров своего штаба. Подполковник Ланглэ был единственным, кто выразил сомнения, когда услышал, что для контратаки нужно собрать войска, в частности, с последних еще существующих фортов «Югетт». Он заметил, что это означает практическую сдачу оборонительной системы и позволяет Вьетминю с севера — с направления уже лишенной в этом случае защиты ВПП — прорваться в центр крепости. Но де Кастри высокомерно стал его поучать, говоря, что на севере, мол, у противника нет достаточно сил, потому атака оттуда исключена. Так как Ланглэ не хотел открыто возражать своему начальнику, и он, в конце концов, поддержал идею контратаки.
Ночью на 9 апреля жесткие звуки сигнальных рожков подняли французских солдат из окопов. Атака их напоролась на сопротивление противника, который хоть и был удивлен внезапностью, но не потерял голову. Главнокомандующий Народной армией приказал обороняться гибко с основной целью — вывести из строя как можно больше вражеских солдат. Удержание или захват территории были лишь на втором месте. Четыре дня и ночи бои шли с переменным успехом. Каждый отход вьетнамцев возбуждал у французов новые надежды. Но лишь до новой контратаки Вьетминя. Эта операция стоила жизни около тысячи французских солдат. А результатом для них был лишь шанс сидеть на части холма С-1, все время нагибая голову. Действия Народной армии западнее вершины, со стороны реки, продолжались без помех. Здесь уже готовился последний этап наступления — прыжок к центру.
Все это время продолжался беспрерывный обстрел центральных укреплений. Там уже можно было все в большей степени использовать и минометы. Крепость,
В этой ситуации Наварр из Сайгона обратился в Париж, в министерство обороны, с просьбой повысить де Кастри до звания бригадного генерала.
Это вызвало бурные споры в министерстве, в ходе которых многие, рассматривавшие положение в Дьенбьенфу как безвыходное, выступили против этого предложения. Какой смысл оказывать такую услугу противнику, который в ближайшем времени захватит остатки крепости — подарить ему пленного генерала? Триумф вьетнамцев из за этого будет еще большим. Но с этим не согласились те, кто против голоса рассудка поддерживали миф о непобедимости французской армии и считали повышение де Кастри моральным стимулом для сражающихся солдат, защищавших честь Франции до победы. Они настояли на своем, и Коньи пришлось разыграть эту комичную пьеску.
15 апреля командующий войсками в Тонкине связался с комендантом крепости, который лишь частично очнулся от своей летаргии. Он сообщил де Кастри о его повышении и со с трудом скрываемой иронией добавил: — Вам доставит дополнительную радость тот факт, что вы и ваши войска в сегодняшнем приказе по французской армии названы ярким примером мужества и героизма…
Два погона с двумя звездами были вместе с напитками и сигаретами упакованы в контейнер и ночью сброшены над крепостью. Они попали на территорию, контролируемую Вьетминем. Потому французским штабным офицерам пришлось самим изготовить в командном бункере погоны из покрашенной ткани, жести и картона, которые торжественно вручили коменданту. Празднование прошло без особой радости. Коньяка больше не было и пришлось довольствоваться разбавленным «виногелем». Курили давно покрывшиеся плесенью сигареты сайгонского производства, фирм «Котаб» и «Мелия», которых тоже оставалось совсем мало. Когда неподалеку от командного пункта взрывался снаряд Народной армии, господа офицеры непроизвольно пригибались. С потолка блиндажа в жестяные кружки с кислым праздничным напитком сыпались кусочки земли.
— Ты еще можешь стоять, моя девочка? — спросил в операционной полевого лазарета профессор Тунг у медсестры Ба, стоявшей рядом с пинцетом и марлей. Он видел, как она кивнула, но он все еще сомневался, потому что они стояли тут уже шесть часов и прооперировали за это время три тяжелых ранения в голову.
Тунг давно заметил, как серьезна и надежна медсестра Ба. У нее было умение и, самое главное, спокойные руки. Потом, думал он, ей стоит пойти учиться. Из нее вышел бы хороший врач. Потом — когда «потом»? Работа в полевом лазарете была одной из самых сложных, которую мог бы себе представить Тунг.
За последние дни потеплело. Приближалось лето, здесь в горах, где весна всегда остается коротким эпизодом между дождями и жарой. Если в сезон дождей помехой были тараканы и пауки, заползавшие в операционную в поисках сухого местечка — иногда их удаляли прямо с раны, то теперь и медикам и раненым доставляли адские муки комары и мошки. Стоило врачу во время операции сделать инстинктивное движение ногой, чтобы отогнать надоедливого комара, как из руки у него мог выскользнуть скальпель, он мог потерять артерию, а в тех условиях, в которых доводилось оперировать, от этого могла зависеть судьба пациента. В наступившей после дождей влажной жаре расплодившиеся насекомые буквально бесились от желания ужалить, которое еще более возбуждали запахи крови и гноя, висящие над лазаретом подобно облаку.