Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну

Тюрк Гарри

Де Кастри вбежал в радиопереговорную. Связь с Ханоем функционировала хорошо. На другом конце провода был Коньи. Он выслушал короткий доклад о происходящем в крепости. Потом, поняв, что это и было ожидавшееся наступление на укрепления на левом берегу реки Нам — Юм, он спросил де Кастри: — Насколько это действительно плохо, полковник?

— Очень плохо. Из колониальных войск дезертирует все больше людей. Мне сообщали даже о случаях ухода из подразделений Легиона.

— Мы пошлем еще два батальона, — решил Коньи, чтобы успокоить его. Он еще не знал, откуда он их возьмет, но чувствовал, что де Кастри нужно приободрить. Полковник напомнил Коньи: — Они могут спрыгивать только на правом берегу Нам — Юма. Лучше всего

прямо над командным бункером, откуда я сейчас говорю.

— Ясно, — подтвердил Коньи. — Огонь очень сильный?

— Очень. Больше всего достается «Элиан» и «Доминик». Но в центр тоже попадают. Особенно по пушкам, которые там стоят.

— Проведите контратаки, — посоветовал Коньи. — Воспользуйтесь оставшимися танками. Разрушьте планы Вьетминя. Если вы ограничитесь пассивной обороной, то проиграете. — Чем я могу помочь вам отсюда?

Де Кастри не напомнил генералу, что у танков не хватит топлива, чтобы провести эффективную контратаку. Вьетминь сжег большинство топливных складов уже давно, некоторые еще горели. Потому де Кастри потребовал самолетов. — Пришлите бомбардировщики! Нет смысла направлять маленькие истребители. Нам не нужна пара бортовых малокалиберных пушек, нам нужны тоны бомб и напалма на восточные склоны. Вьетнамской артиллерии до сих пор не удалось нанести серьезный ущерб. Ее нужно нейтрализовать, или мы проиграем. Подожгите склоны, это единственный шанс. Напалм. Больше ничего уже не поможет…

Коньи тут же приказал поднять В-26, хотя пилоты ворчали, глядя на метеосводки. Над крепостью зависли густые дождевые тучи. Это означало. что цели трудно будет увидеть с большой высоты. А на малой высоте их поджидала смерть из стволов вьетнамских зениток.

Через полчаса В-26 уже были над крепостью. Они атаковали местность между горными склонами и укреплениями «Элиан» и «Доминик». Наступившая ночь ярко освещалась кострами напалма. Горящая смесь текла как лава из вулкана вниз по склонам. Если в это горящее месиво попадала фугасная бомба, то языки пламени понимались ввысь на сотни метров. Там, где бушевал напалм, где он находил свою цель, не было никакого спасения. Пораженные им буквально сгорали заживо. Битва становилась еще безжалостней, чем была когда либо раньше.

Подступавшие к «Элиан» и «Доминик» парашютисты видели бежавших из фортов марокканцев и алжирцев. Хотя они бежали к ним навстречу, парашютисты их не останавливали. Этим займутся посты на мосту. Оттуда беглецов гнали назад. Но шок от артобстрела так въелся в них, что многие не подчинялись приказу возвращаться на старые позиции. Они искали защиты в кустарнике по берегу Нам — Юма. Здесь они вырыли норы, в которых и поселились. Дезертиры внутри собственных укреплений. Военных полицейских, попытавшихся их оттуда вытащить, они встретили автоматными очередями. Пропитание они получали из почти непрерывно сбрасываемых над центром крепости грузов с провиантом. Раз за разом к ним добирались девушки из бывшего фронтового борделя, которым надоело снова и снова перетаскивать раненых или копать могилы для погибших, которых больше нельзя было вывезти, так как самолеты уже не могли приземляться.

Не прошло и часа с начала атаки пехотинцев, как в штаб генерала Зиапа поступило сообщение, что взят первый форт укрепленного пункта “Доминик”, холм под обозначением С-1. Еще через час пал форт Е-1, и, незадолго до полуночи, перед самым началом нового дня, 31 марта 1954 года, Народная армия взяла и командную высоту D-1.

За холм А-1, находившийся дальше на юг и входивший в укрепленную систему”Элиан” продолжались кровопролитные бои. Зиап предугадал, что враг не смирится так просто с потерей половины своих укреплений на левом берегу реки Нам — Юм. Нужно было ожидать контратак. Генерал заблаговременно подготовился к ним.

Артиллерия обстреливала центр крепости и позиции вражеских пушек. Зенитки мешали бомбардировщикам

ввести прицельное бомбометание. Одновременно Зиап стянул резервы для пополнения потерь в частях, штурмовавших “Элиан” и “Доминик”. Он еще раз напомнил своим командирам, что это наступление не дело одной ночи, а продлится много дней и ночей. Но бой, подчеркнул Зиап своему штабу уже после первого часа битвы, должен вестись гибко. В каждом отдельном случае нужно тщательно взвесить, стоит ли обязательно удерживать уже захваченную позицию ценой высоких потерь или лучше измотать противника, заставив его с боями многократно брать и снова оставлять одни и те же укрепления, чтобы для него захват территории был связан с большими и постоянными потерями.

Де Кастри не удалось разгадать эту тактику Вьетминя. Потому он не нашел и подходящий контрприем. Обе парашютные роты, которые он послал для усиления “Элиан” и “Доминик” должны были ликвидировать прорыв Вьетминя в систему укреплений. Дойдя до укреплений, они тут же перешли в атаку, сгорая от ярости после понесенных ими еще на подходе потерь. И сразу столкнулись с мобильной обороной, позволившей им сначала продвинуться вперед, чтобы потом тут же контратаковать, до того. как они успеют закрепиться.

Де Кастри приказал той же ночью перебросить еще пять рот парашютистов и легионеров с позиций на западном фланге крепости к “Элиан” и “Доминик”, чтобы не дать вьетнамцам развить успех наступления. Семь танков”Чэффи”, частично уже поврежденных, тоже были брошены туда.

Когда де Кастри докладывал утром Коньи о ситуации, то сказал: — Мы добились некоторых успехов. Ни”Элиан”, ни “Доминик” не сданы полностью. Мы там буквально когтями вцепились в атакующих. Они не могут продвинуться дальше. Но и мы не можем, если не получим новых подкреплений.

Он напомнил Коньи об обещании десантировать еще два батальона.

Коньи ворчливо ответил: — Мне пока дают лишь один. Больше не разрешает Наварр. Но я соберу во всех частях добровольцев, готовых сражаться рядом с вами.

— Еще срочно нужны боеприпасы, — напомнил де Кастри.

Коньи увидел тут возможность еще раз плюнуть в сторону Наварра, чьи указания становились для него все более неудобными. Он закричал: — Вы не можете себе представить, что я должен бороться с Наварром за каждый самолет, летящий к вам! Я ему все рассчитал. Вам там нужно 300 тонн грузов в день. Для их доставки нам нужно около 200 “Дакот”. Но у нас есть лишь 100, и поэтому мы можем доставить лишь чуть больше 150 тонн в день. При условии, что нет тумана или низкой облачности. А что делает большой шеф? Он хочет попросить помочь американцев. Но еще за пару дней до того он заявил, что ему не нужна увеличенная американская помощь. При этом присутствовал Ченно, шеф САТ. Он сразу навострил уши. Каждый знает, что все, что он слышит, он рассказывает американской разведке. Только Наварр этого не знал. Кстати, сейчас он сидит в “Мэзон де Франс” и кипит от ярости, потому что я передал ему, что я сначала высплюсь, потом выслушаю доклад о ситуации и лишь потом повинуюсь его приказу и прибуду к нему для доклада. О, небо! Стоит ему сказать всего пару слов, как я взрываюсь! Сегодня я не в настроении выслушивать его мудрствования.

На самом деле в этот последний мартовский день 1954 года между Наварром и командующим войсками в Тонкине Коньи произошла новая тяжелая ссора. Через несколько минут после разговора с де Кастри Коньи заявил своему шефу, что не хочет ни в малейшей степени разделить с ним вину за разразившуюся в Дьенбьенфу катастрофу. Сражение в окруженной котловине целиком и полностью было идеей Наварра. Если бы он, Коньи, по своей должности мог бы его предотвратить, он сделал бы это. Далеко не сегодня стало ясно, каким безумием было добровольно отправлять в глубокую долину войска и ждать, пока противник буквально одним тигриным прыжком нападет на них с окружавших котловину гор.