ДеньГа. Человек в море людей. Часть 2. На конь!
Шрифт:
Домик Одинцовых стоял на месте. Почти прежний, разве что гуще прикрылся деревьями, словно прячась от надвигавшихся пятиэтажных, одинаковых, точно солдаты, бараков, да заметно почернел шиферной крышей. Возле калитки стояла белая «Волга» старой, ценящейся у автолюбителей марки с округлыми, зализанными формами. ГАЗ-21, кажется. С оленем на капоте. Табунов хмыкнул недоверчиво: неужели одинцовская? А если нет, то что она делает здесь в такую рань?
Калитка пропустила его без скрипа. Узкая полоска бетонной дорожки вела к крыльцу, возле которого оказалось неожиданно людно. Олежку, стоящего
– Простите, граждане, что здесь происходит? – строго осведомился он, подойдя. – По какому праву нарушаете утренний покой советских тружеников? Машина у калитки, здесь толпа… Прошу всех предъявить документы!
– А вы, собственно… – удивлённо начал Олег и тут же смолк. Рот его разъехался в улыбке, он сдавленно хохотнул и завопил: – Витюха! Ха-ха! Табун,чёрт!!
Табунов отшвырнул свою сумку и, хохоча, полез обниматься.
– Мужики – крикнул Олег. – Мужики! Да это же Витька! Табун!
«Мужиками» оказались ещё два одноклассника – Пашка Сажинов и Санька Найдёнов.
Образовалась свалка. Друзья рычали, пыхтели, хохотали, брезент под их ногами возмущенно шумел и ухал.
– Витюха! Табунище!
– Объявилась пропажа!
– А вы что тут? В рань-то такую?
– Эт надо ж – Табунов!
– Ха-ха-ха!
– Откуда ты?
– Вот так встреча!
– Ха-ха-ха!
– Да ты откуда взялся-то, чёрт?!
– Ну и ну, шёл к одному, а их тут целая шайка!
– Чертяка! А вымахал-то!
– Ну да!
– Осторожнее, бесы, мошонку мне помнёте!
– Ох-ха-ха-ха!
Наконец утихомирились. Отодвинулись. Всматриваться начали. Удивляться. По плечу – хлоп, в спину – толк! Всё как положено. Как-никак – десятилетие минуло. Две пятилетки. Город изменился, а люди-то – и подавно.
Санька Найдёнов – черноусый, черноглазый, красивый, чертяка, женщины стайками, небось, бегают. Улыбается, зубами из-под усов блестит.
Пашка Сажинов – тот наоборот, белобрысый, рот всё так же полон мелких ровных зубов. О несоответствии своей фамилии блонди-облику он всегда говорил: «Не от сажи мы – от сажени». И с каждым годом всё больше подтверждал этот свой тезис, всё более и более становясь былинным «златокудрым молодцем с косой саженью в плечах»
Ну и, конечно, Олежка Одинцов – хохочет, и руками длиннющими машет. А ведь он и вправду рад, жердяй эдакий, что чертовски приятно. А он всё такой же высокий, худой, и глаза всё те же – светло-серые, почти голубые – его, его глаза. Из нового – только складки у рта.
Табунов улыбается, разглядывает приятелей, и судорога дёргает улыбку, и глаза помаргивают – десять лет всё-таки десять лет, сунешься в прошлое – сухим не выскочишь.
Проморгавшись, он заметил, что аборигены обмундированы по-походному – кто в спортивном костюме, кто в штормовке и джинсах. В брезенте, с которым они возились, угадывалась палатка.
– А
– Так ведь на озеро, – откликается Олег. – Слушай, Витька, а ты как здесь… Да надолго ли ты?
– На недельку, думаю. Примешь на постой?
– Ха! Ну, молоток! Ещё спрашивает!
– Ну ты везучий, Витюха, – скалит зубы белобрысый Сажинов – ещё полчаса, и видал бы ты нас. Только б запах бензина застал.
– А точно! – радуется Олег. – Мы ж мальчишник задумали. На выходные. Хотели с вечера вчера уехать, да не получилось, всю ночь вон с Пашкиным авто проваландались. И видишь, как здорово подгадали! Ты приехал!
– У нас и место в машине как раз для тебя – последнее, заметь.
– Ну, здорово! – шумит Найдёнов и тянет руки из карманов – помять дружка, тиснуть ещё разок табуновские плечи. – Айда с нами! Порыбачим, удочка для тебя найдется, кружка – тем более. Ха-ха-ха!
Табунов смеётся в ответ, тянется к однокашникам руками – он, конечно же, поедет, куда он денется, он ведь специально ехал к ним, только к ним.
– Так это Пашкина машина? – удивляется вдруг он и крутит головой. – Ай да Пашка, ай да тихоня.
Пашка довольно сопит. Все смеются. Чувствуется, тема автомобиля в компании обкатана, обшучена – по-доброму, по-свойски.
А город ещё только-только просыпается – в субботу утро для большинства горожан наступает всегда позже.
20 руб. 50 коп. «А если тебя вот так – на крюк?»
Ещё не открыв глаза, Табунов почувствовал, что в палатке, кроме него, никого не было. Он потянулся, проморгался – точно, пусто. Ох ты, а где же все? Неужели рыбачить ушли? А как же он?
Табунов завозился, встал на четвереньки и, откинув брезентовый полог, высунул голову наружу.
По глазам ударило.
– Ух ты! Светишь, бродяга, – сказал он солнцу и радостно засмеялся.
Палатку друзья разбили на пригорке – упираясь спиной в лес, он полого сбегал к озеру зелёным травяным языком. Словно выломился из зарослей неведомый зверюга, разлёгся и ну водичку лакать. А потом сморился, да так с вываленным зелёным язычищем и заснул.
Табунов поулыбался своим мыслям, посмотрел на озеро, оглянулся на лес, прищурился на небо. Хорошо! И – побежал вниз. Трава под ногами упруго скользила, совались под босые ноги кочки, шарахались головками цветки, цвиркали косо кузнечики. А Табунов летел, летел всё стремительней, ноги все труднее поспевали за телом, а трава скользила, а кочки подставлялись, и сверкало озеро, и летело ему навстречу, а он падал в него, падал, падал…
Но упал он в траву. Упал небольно – в последний момент успел сгруппироваться, перекувыркнулся пару раз через голову и растянулся на спине. Так и лежал – вольно раскинув руки, работая, шатуном словно, грудью, блестя глазами, смеясь лицом…
Олега он разыскал быстро. Тот горбиком сидел над водой и смотрел на поплавок.
– Вы чего не разбудили меня, ироды? – свистящим шёпотом набросился на него Табунов, усаживаясь рядом.
– А чего ты брыкался? – усмехнулся Олег. – Мы все по очереди тебя трясли. Санька даже за ноги выволочь хотел, так ты его чуть по носу не лягнул.