Денис Давыдов (Историческая хроника)
Шрифт:
Однако если даже брак состоится, на какие средства они будут жить? Ведь у него нет ничего, кроме небольшого жалованья, явно недостаточного для приличного содержания семьи, а на ее приданое не надо рассчитывать: у Злотницких пять дочерей и одно маленькое поместье. Как же быть? Что предпринять?
В конце концов Денис Васильевич открылся во всем Николаю Николаевичу, который, как всегда, принял в нем истинно отеческое участие.
– Выбор твой я весьма одобряю, мой друг, и очень рад за тебя, – сказал Раевский, – но, конечно, прежде чем делать предложение, надлежит подумать
– Ничего не могу придумать, Николай Николаевич! В этом вся тяжесть моего положения.
– Представляю, а все-таки… Тебе известно, например, что существуют аренды, жалуемые государем за военные заслуги?
– Мне не дадут, – махнул рукой Денис Васильевич. – Об этом не стоит и заикаться!
– Не дадут, ежели будешь просить в обычном порядке, – продолжал Раевский, – но могут дать, ежели близкие к государю люди растолкуют, что сия аренда единственный способ получить соглашение ее почтенных родителей на твой брак.
– В таком случае надо прежде всего заручиться согласием родителей. А то дадут, паче чаяния, аренду, а брак не состоится, и выйдет конфуз!
– Совершенно верно! Я могу предварительно поговорить с Антоном Казимировичем, узнать его мнение о сем деликатном предмете…
Денис Васильевич согласился. Через несколько дней Раевский объявил, что Антон Казимирович дал твердое обещание: если будет аренда, дочь свою благословит охотно.
И вот начались казавшиеся бесконечными хлопоты об аренде. Было отправлено письмо на имя государя. Были уведомлены обо всем Закревский и Киселев. Но главная надежда возлагалась на Ермолова. Как раз в это время Алексей Петрович получил назначение командующим отдельным кавказским корпусом и перед отправлением к новому месту службы заехал проведать родителей, живших по-прежнему в своем орловском имении. Денис Васильевич помчался туда.
Стояли погожие майские дни. Старый деревянный дом Ермоловых, утопавший в буйных зарослях цветущей сирени и выходивший верандой в сад, где неумолчно заливались соловьи, показался чисто райским местом.
Старики Ермоловы, первыми в доме встретившие Дениса, были трогательно милы.
– Ну-ка, покажись, покажись, каков ты стал, да иди сюда, батюшка, на веранду, тут видней, – со свойственным ей грубоватым прямодушием говорила бойкая и словоохотливая Мария Денисовна, видевшая племянника еще в детстве. – Ничего, только росточку бог не дал… и волосом, словно медведь, зарос.
– Ты, мать, всегда что-нибудь этакое скажешь, – вступился Петр Алексеевич, – а по-моему, всем хорош.
– А я и не говорю, что плох! Наша, давыдовская порода! – с гордостью произнесла Мария Денисовна, обнимая племянника. – Жениться-то еще не собираешься?
– Собираюсь, ma tante. Вот и приехал с Алексеем Петровичем посоветоваться!
– Эка, нашел советчика! – с коротким смешком откликнулась Мария Денисовна. – Нет, батюшка, ты в этих делах со мною советуйся, а наш Алеша сам до сорока годов не женился, да и тебе того гляди рассоветует…
– Вы бы подыскали ему невесту, ma tante, орловские красавицы славятся…
– Скольких предлагала – слушать не желает! А почему? Все через гордыню свою немыслимую, это я тебе верно
Алексей Петрович предстал не в мундире с регалиями, а в домотканой рубашке, с огромными садовыми ножницами в руках и с корзиночкой свежих парниковых огурцов.
– А, брат Денис! И в эполетах генеральских! Рад, сердечно рад!.. А я уж цидульку посылать тебе хотел – в край дальний отправляюсь, когда еще бог даст свидеться придется…
Они обнялись, расцеловались. Мария Денисовна, которую, видимо, более всего интересовал предстоящий разговор о женитьбе племянника, тут же, не утерпев, с веселой хитринкой вставила:
– Вот бы, Алешенька, тебе с Дениса пример взять. Он ведь жениться надумал!..
– Неужто? – удивился Ермолов. – Да на ком же? В Киеве, что ли, сосватали? Расскажи, расскажи!.. Любопытно!
Денис Васильевич церемониться не стал. Родные, близкие! С кем, как не с ними, можно поделиться и своей радостью и своими огорчениями?
Мария Денисовна, услышав, что женитьба поставлена в зависимость от получения аренды, забеспокоилась:
– Как же это так, Денис? Выходит, словно в карты счастье твое разыгрывается… Хорошо, дадут аренду, а ежели не дадут?
Алексей Петрович тоже призадумался.
– Да, брат, не легко тебе генеральский мундир достался, не легко и счастье отвоевать… Говоришь, Киселеву и Закревскому писал? Что ж, возможно, и они пригодятся, замолвят за тебя при случае словечко. Но степень их близости к государю не такова, чтобы питать твердую надежду.
– Ах ты, напасть какая! – сокрушенно покачивала головой Мария Денисовна, глядя с участием на племянника. – Теперь уж верно вижу, что не мои советы здесь нужны, а Алешины.
– Скажу прямо, – продолжал Алексей Петрович, – что в. таком деле лишь всесильный граф Огорчеев, сиречь Аракчеев, помочь может или… князь Петр Михайлович Волконский. Обращаться к первому – все равно, что Змею Горынычу в пасть свою голову класть, а ко второму… Сам знаешь, робость его до смешного доходит, не генерал, а баба! Ко мне, правда, он благоволит, и я, конечно, попрошу его доложить о твоем деле государю, но придется как-то посильней на него воздействовать… Подумаем, брат Денис, подумаем!
Между тем наступил обеденный час, и Мария Денисовна пригласила их к столу, ломившемуся от домашних наливок, закусок и кушаний.
– Ты небось поздно привык кушать, – обратилась она к племяннику, – а мы по-деревенски живем… Встаем с петухами, обедаем в полдень, а солнышко спряталось – мы на боковую… И в пище не взыщи, чем бог послал потчуем!
– Что вы, я не аристократ, ma tante.
– А чего же образованность показываешь и меня все тантой кличешь? – чуть усмехнувшись, произнесла она. – Право, не люблю. В молодости сама по-французски лопотала, а нынче позабыла половину и как славно на одном русском обхожусь… Оно и душевней получается, ежели меня не тантой, а тетей Машей называть.