Денис Давыдов (Историческая хроника)
Шрифт:
– А как, по-твоему, в бирюльки, что ли, в тайных обществах играют? В Италии карбонарийские венты в короткий срок вооружили десятки тысяч людей… Вот у его величества от мрачных дум и пошла головка кругом!
– Простите, почтеннейший брат, однако мне кажется, при таких обстоятельствах и некоторые ваши собственные поступки могли показаться государю подозрительными…
– Ты на что же намекаешь? – прищурился Ермолов. – К тайным обществам я касательства не имею… А ежели Кюхельбекера с собою взял, так не без царского же согласия!
– Я имею в виду не только этот случай… После нашего прошлого разговора меня крайне беспокоила ваша поездка
– А-а, ты вон о чем! – догадался Ермолов, и губы его тронула привычная усмешечка. – Поездка была занятная, что и говорить! В Варшаве великий князь Константин Павлович на неделю задержал, парады и разводы свои показывал. Как его высочеству откажешь? А потом несколько раз в дороге то карета, то бричка ломались…
– Зачем же вам другой экипаж понадобился?
– Экий, брат, ты несметливый! Со мною подарки для его величества и для Петрухана Волконского следовали. Петрухан, сам ведаешь, на подарки падок! Приезжаю, он волком смотрит: почему, дескать, медленно ехал? А увидев ковры и всякие иные изделия восточных чудесников, сразу обмяк… Побежал государю докладывать, что мои рассуждения основательны и виновности моей в дорожной задержке не было! Ну, а к тому времени надобность в посылке наших войск в Италию отпала, и назначение мое отменили, о чем я, как сам понимаешь, услышал без сожаления… Выходит, беспокоился ты напрасно, брат Денис!
– Могло же, однако, дело кончиться для вас и не столь благополучно?
– Разумеется. На грех мастера нет. В таком случае видел бы ты меня сейчас без мундира, только и всего!
Разговор отчасти успокоил. Ермолов к тайным обществам касательства не имеет, пользуется прежним доверием государя. А вместе с тем было очевидно, что сокровенные мысли и стремления проконсула Кавказа далеко не укладываются в рамки обычной благонамеренности, что он настроен к правительству враждебно и сочувствует объединившимся в тайные общества вольнодумцам. Сколько странностей, сколько противоречий! Попробуй-ка разгадать, чего желает Ермолов?
VI
Бал, который дал Закревский в своем подмосковном селе Ивановском в честь Ермолова, был великолепен. Обширный господский дом сверкал огнями. Аллеи парка, спускавшегося к пруду, украшали гирлянды разноцветных фонариков. Играл военный оркестр. Палили при тостах из пушек. А когда взмыли в небо первые ракеты фейерверка, перед домом на самом видном месте, брызгая золотым дождем, медленно закрутился огромный щит, с одной стороны которого, под ермоловским дворянским гербом, значилась надпись: «Врагов мечом караешь», а с другой, под таким же гербом, стояло: «Друзей душой пленяешь!» 68
68
Об этом вечере в честь Ермолова рассказал в письме к брату московский почтмейстер А.Я.Булгаков. Письмо написано было в Ивановском 23 сентября 1821 года («Русский архив», 1901, кн. 2).
Гостей наехало много. Тут была и титулованная московская знать, и чиновники разных ведомств, и окруженные перезрелыми дочерьми соседи-помещики, но большинство составляли военные. Закревский никого не хотел обижать, пригласил всех, с кем когда-то служил или состоял в знакомстве.
Денис Давыдов, приехавший вместе с Ермоловым, находился в приподнятом
Танцуя с нею и ведя обычную светскую болтовню, он, не предвидя особого сопротивления, готов был атаковать ее пламенными словами признания, но его пыл охлаждали ревнивые взгляды Арсения, старавшегося не выпускать жены из поля зрения. Денис Васильевич, подавляя вздохи, все более соображал необходимость немедленного прекращения неуместного флирта. Сделав над собой усилие, он, едва только закончился длинный котильон, откланялся милой Аграфене Федоровне и, вытирая платком вспотевший лоб, подошел к Закревскому и Ермолову, стоявшим в кругу нескольких военных.
– Дух Бурцова в тебе неистребим, брат Денис! – смеясь, заметил Ермолов. – Тот, говорят, мог без отдыха двенадцать часов сряду плясать…
– Куда нам до Бурцова! – отмахнулся Денис Васильевич. – Бурцовским проказам уже более не быть… Будучи однажды в отпуску в Липецке, где родитель его служил градоначальником, Бурцов въехал к нему в кабинет верхом на коне и потребовал тысячу рублей для уплаты своего долга… А кабинет, господа, находился на втором этаже дома!
Закревский, улыбаясь, произнес:
– Между прочим, мне передавали, будто в Петербурге не так давно пытался повторить подобное гвардеец Хрунов…
– Какой Хрунов? Матвей Григорьевич? Измайловского полка?
– Кажется, что так… Ты разве его знаешь?
– Пять лет назад, когда за арендой к вам приезжал, познакомили с ним… Нет, с Бурцовым Хрунова не сравнишь! Тень жалкая! Водку хлещет жестоко и под балалайку пляшет лихо, а на все иное никакой фантазии… Я, впрочем, сделал на него рифмованный набросок…
Под вечерок Хрунов из кабачка Совы,Бог ведает куда, по стенке пробирался;Шел, шел и рухнулся. Народ расхохотался.Чему бы, кажется? Но люди таковы!Однако ж кто-то из толпы —Почтенный человек – помог ему поднятьсяИ говорит: «Дружок, чтоб впредь не спотыкаться,Тебе не надо пить…» —«Эх, братец! Все не то: не надо мне ходить!»Стихи вызвали общие похвалы. Денис Васильевич с довольным видом подкручивал усы. Закревский, взяв его под руку, говорил любезности. А между тем музыка снова заиграла. Бал продолжался.
И никто не заметил, как в зале появился невзрачный полицейский пристав, отыскал глазами среди гостей московского коменданта Волкова и, отозвав его в сторону, что-то шепнул на ухо. На круглом румяном лице коменданта выразилось беспокойство, он тотчас же, прихрамывая, вышел из дому вслед за приставом.
Ермолов и Давыдов узнали о ночном происшествии лишь на следующий день. Заночевав у Закревских, как и многие другие гости, они утром вышли в парк подышать свежим воздухом и, пройдясь по аллеям, уселись в одной из беседок, закурили трубки. Здесь к ним подошел стройный и черноглазый, похожий на итальянца Александр Яковлевич Булгаков, дотошный, умный и всеведущий московский почтмейстер, общий приятель, и сказал: