Департамент Х. Прощальная молитва
Шрифт:
После общей молитвы Гаджи-Магомед некоторое время просидел у себя в большой комнате, читая религиозный журнал на арабском языке. Его интерес вызвала статья со сравнительными характеристиками всех течений ислама и всех конфессий христианства. Там же рассматривалась разница между отдельными ветвями разных религий и вытекающие из этой разницы проблемы. Статья была интересная, соответствующая вопросам, которые имам Меджидов пытался разрешить своими способами. После прочтения имам убрал журнал в тумбочку и около получаса размышлял, перебирая пальцами четки.
Взгляд его случайно упал за окно,
– Вместе с мужем дежурила? – спросил Гаджи-Магомед.
– Она его проверять ходила, – ответил вместо женщины Вали. – К каждому столбу в заборе ревнует.
– Я поесть относила, – тихо проговорила Уммусалимат. – И Дауду, и собаке. Если собаку вовремя не покормить, она сердится, покусать потом может.
– За мужем ухаживать должна каждая жена, – не слушая Вали, сказал имам. – Это ее долг. И собаку мужа забывать не следует. Ты молодец. – И зашагал дальше.
Тропа вывела их к дому. Перед крыльцом Гаджи-Магомед посмотрел на небо. Тучи по-прежнему были тяжелыми, и, похоже, снег даже где-то выпал. Наверное, в горах. Он всегда имеет свой запах, как и воздух перед снегопадом.
Вали хотел посмотреть на собаку.
– Если собака ест, к ней лучше не приближаться, – предупредил имам. – Даже к своей собаке, не говоря уже о чужой. Вообще-то хорошая собака, если захочет, любую цепь порвет.
Вали спохватился и без слов вернулся к крыльцу. Дауд Гусейнов открыл дверь, но сам на крыльцо не вышел, а пригласил гостей в дом.
– Как твои постояльцы, не сильно храпели ночью? – спросил имам.
– Всю ночь что-то бормотали. К утру только успокоились.
– Молились, – решил Меджидов. – Они священники серьезные, ответственные, могут и день не спать, и ночь молиться. Когда человек верит, ему Всевышний помогает. Только верить следует правильно.
– Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его, – благоговейно произнес Вали.
– В том-то все и дело. Сейчас они спят, что ли?
– Я слышал, ходили, разговаривали. Только через дверь не понять, о чем говорят. Шепчутся больше. Может, молятся так?
– Ладно, ждите меня здесь. Пойду пообщаюсь с ними. Если спят, разбужу. Негоже спать, когда в гости имам приходит.
Вали с Даудом уважительно наклонили головы и остались у двери, тогда как Гаджи-Магомед прошел в комнату священников.
Вошел достаточно резко, словно намеревался застать священников за чем-то предосудительным, и сразу остановился за порогом, охватывая взглядом всю комнату. Священники были все на своих местах; трое спали на матрацах, доставленных в дом по приказу имама, а в качестве подушки использовали собственные локти. Забавно было видеть, как эти далеко уже не молодые люди с сединой в бородах свернулись в одинаковой позе, поджимая к животу колени. Меджидов понимал, что это от холода. Когда люди мерзнут, а во сне, если дом не протоплен, мерзнут все, – даже самые закаленные спящие поджимают ноги к животу. Так теплее.
В доме действительно было прохладно, а топить имам пока не велел, чтобы не привлекать к дому ненужного
Протоиерей Иннокентий смотрел прямо в глаза Гаджи-Магомеду. Смотрел спокойно, с достоинством и уважением к себе и своему сану. Гаджи-Магомед почувствовал силу в этом взгляде, силу и способность к сопротивлению. Но он хорошо знал, что, несмотря на эту способность, у священников нет возможности сопротивляться. Он уже победил, все правильно организовав. Дело осталось за малым. Очень хотелось завершить все как можно быстрее. Может быть, зря он так перестарался, уповая на число «семь»? Пусть были бы шесть православных священников против семи имамов, хватило бы и этого, а молебен следовало устраивать суточный. Но ведь захотелось добавить к плану еще одну семерку, и имам придумал семидневный молебен. Это слишком долго и утомительно. Конечно, будет выглядеть эффектно, но тем не менее утомительно. В какой-то момент ему даже захотелось, чтобы православные священники от молебна отказались, признали первенство ислама и уехали домой. Гаджи-Магомед отпустил бы их, и даже денег дал бы на дорогу. Это тоже было бы его убедительной победой, быстрой и решительной. Пусть один Иннокентий выступит от лица других священников перед жителями села, скажет несколько слов, и тогда все закончится. Но взгляд протоиерея не обещал согласия, и это злило Меджидова.
Однако имам всегда умел держать себя в руках. И отличался особым хладнокровием.
– Я пришел спросить, – заговорил он. – Вы уже приняли решение? Мне необходимо знать, чтобы пригласить на завтрашний день имамов, согласившихся принять участие в молебне. Они тоже будут собираться из разных концов Дагестана, а для этого нужно время. Итак...
– Да доверимся Господу и воле его, – произнес протоиерей Иннокентий. – Мы так решили, и решения своего не изменим.
– Что, все готовы? Или пришлось кого-то убеждать?
– Нет, убеждать никого не пришлось. Мы шестеро, помолившись, решили сразу и безоговорочно еще после твоего первого визита. Дело было за последним, – кивнул протоиерей на спящего в дальнем углу отца Николая. – Но он оказался тверд духом и сразу же выразил согласие. Верующий человек сомневаться в Господе не будет. Можешь смело приглашать своих имамов, пусть готовятся. Жалко, здесь нет православного храма или хотя бы церковной утвари для проведения службы. В этом у имамов преимущество.
– У нас не будет преимущества, – пообещал Гаджи-Магомед. – Вся наша утварь – это коврик, который мы стелим под колени. Вообще-то мусульманину даже коврик необязателен – главное, чтобы место было чистое. Можно подстелить газету или любой целлофановый пакет. Мы аскеты. И вам тоже рекомендуем стать на время такими же и забыть про роскошь и фальшивую позолоту своих храмов. Если хотите, пришлем вам по коврику.