Дердейн. Трилогия
Шрифт:
Текст плакатов печатали на пурпурной бумаге, символизировавшем величие, в поле серовато-розового цвета, олицетворявшего всемогущество.
На стене висело объявление крупнее пропагандистских листовок, напечатанное охрой по черному — цветами, свидетельствовавшими о срочности и важности сообщения:
«Внимание! Будьте осторожны! На склонах Хвана замечены крупные банды рогушкоев! Если вам дорога жизнь, не приближайтесь к пагубным тварям!»
Фролитц
«О рогушкоях? Тому два или три дня. Забрались в кантон Шаллу, стащили дюжину женщин».
«Человек Без Лица обязан действовать! — заявил Этцвейн. — Разве охрана и восстановление порядка — не основная функция Аноме? Он обязан нас защищать. Иначе зачем мы носим ошейники?»
Фролитц, говоривший с только что зашедшим в трактир приезжим в походном костюме, настороженно отвлекся, чтобы посоветовать хозяину заведения: «Не обращай внимания, парень еще не разобрался в жизни».
Лой, однако, раздул пухлые щеки и упрямо проигнорировал Фролитца: «Дураку ясно — пора что-то предпринять! О рогушкоях ходят самые мерзкие слухи. Говорят, в ущельях Хвана их целые полчища, копошатся, как насекомые. Причем заметьте: никаких женщин, одни самцы».
«Как они размножаются? — спросил Этцвейн. — Я чего-то не понимаю».
«Насилуют женщин — всех, какие попадаются. Насколько мне известно, в результате всегда рождается детеныш мужского пола».
«Странно... Откуда они взялись, кто такие?»
«Из Паласедры, — многозначительно поднял палец Лой. — Чем они там занимаются, их биоконструкторы? Экспериментируют с людьми, вот чем! Без конца ускоряют селекцию — там это называют «генопластикой» — причем раз за разом у них что-нибудь не так, нарождается всякая пакость. Так вот, я думаю — и не только я — что эти твари удрали из паласедрийской генопластической лаборатории и перебрались в Шант через Большую Соленую топь. На нашу голову!»
«Смотри, не сегодня-завтра рогушкои завалятся в «Церк» тратить награбленное! — отозвался Фролитц, сидевший за стойкой поодаль. — Знаменитые выпивохи! Трактирщик, вооружись мудростью веков: вечно пьяный — вечно в долгу!»
Лой с сомнением качал головой: «Они мне всех клиентов распугают. Кому охота чокаться с двухметровым краснорожим дьяволом? Они и говорить-то не умеют. Нет уж, увольте! Гнать их в шею, назад в Паласедру!»
«Так-то оно так, без рогушкоев всем спокойнее, — сказал Фролитц. — Но как с ними справиться? Кто прикажет их выгнать — и кому?»
«За ответом недалеко ходить, — заявил Этцвейн. — Человеку Без Лица придется пошевелиться». Этцвейн ткнул большим пальцем в сторону пурпурно-розовых плакатов: «Он у нас вездесущий-всемогущий, ему и расхлебывать!»
Фролитц обернулся к приезжему и сообщил театральным шепотом: «Этцвейн хочет, чтобы Человек Без Лица отправился в Хван и собственноручно надел ошейник на каждого рогушкоя».
«Чем такое решение хуже любого другого?» — недобро
В трактир ворвался юный потомок Лоя, выполнявший обязанности привратника в гостиничном флигеле: «Слышали? На складе Мак-Кабея у взломщика слетела голова — полчаса не прошло! Человек Без Лица у нас в Брассеях!»
Присутствующие инстинктивно огляделись по сторонам. «Ты знаешь, о чем говоришь, или языком треплешь? — грозно вопросил Лой. — Склад не в первый раз грабят — Мак-Кабей мог поставить капкан-гильотину».
«Ничего не капкан! Ошейник взорвался! Видать, Человек Без Лица стоял за углом».
«Подумать только! — почти прошептал Лой. — Склад через дорогу, в двух шагах...»
Резко повернувшись на высоком табурете, Фролитц откинулся спиной на край стойки. «Ну вот, — сказал он Этцвейну. — Пока ты ворчал — «Человек Без Лица того не делает, сего не делает!» — он тут как тут, не зевает! Дойдет очередь и до рогушкоев, подожди».
«Не обязательно».
Фролитц проглотил полкружки крепкого зеленого сидра и подмигнул незнакомцу-приезжему — худощавому высокому человеку с копной мягких белых волос и выражением спокойного примирения с превратностями судьбы на строгом неподвижном лице. Возраст его не поддавался определению — в нем уживалось что-то несомненно старческое и нечто неуловимо юношеское. «Взломщик потерял голову, — продолжал наставлять Этцвейна Фролитц. — Вывод прост и ясен: не нарушай закон! И прежде всего не кради — как все мы только что убедились, вор поплатился жизнью за присвоение имущества».
Лой нервно потирал подбородок: «Все-таки, в каком-то смысле, наказание кажется чрезмерным. Да, взломщик поживился чужим добром. Нехорошо. Но заслуживает ли он немедленной смерти? Вдруг он молод, глуп, голоден? Может быть, из него еще вышло бы что-нибудь полезное. Конечно, таковы законы Эльфина, и Человек Без Лица только выразил волю большинства. И все же — на каких весах мешок зерна и жизнь человека весят одинаково?»
Седой незнакомец решил высказать свое мнение: «А как иначе? Вы упускаете важнейшее обстоятельство. Собственность и жизнь вполне соразмерны, если вспомнить, что собственность есть результат человеческого труда. По существу, собственность и есть жизнь в той мере, в какой владелец имущества потратил время и силы на ее приобретение. Вор похищает жизнь. Любая кража, таким образом — частичное убийство».
Фролитц ударил кулаком по стойке: «Никогда не слышал более здравого рассуждения! Лой, налей-ка нашему собеседнику чего-нибудь получше за мой счет — его взгляды поучительны! Уважаемый, как прикажете к вам обращаться?»
Незнакомец сказал Лою: «Кружку зеленого сидра, пожалуйста». Чуть повернувшись на стуле, он обратился к Фролитцу и Этцвейну: «Меня зовут Ифнесс Иллинет. Я меркантилист-коммивояжер».
Этцвейн давно уже исподлобья поглядывал на холеного чужестранца. Воспоминание жгло его обидой. Он так и не простил владельца двуколки, десять лет тому назад безразлично бросившего на произвол судьбы оборванца, загнанного ахульфами. Меркантилист? Этцвейн сомневался. Фролитц не сомневался, но заметил: «Не каждый день удается встретить коммивояжера, умеющего логически обосновать нравственность закона».