Деревня дураков (сборник)
Шрифт:
– Что ли уж поскорей бы.
И качают, качают головами пугала. Сокрушается ветер. Деревянное солнце медленно сползает в сугроб. Вздрагивает ветла, роняет с тонких ветвей прозрачные капли.
День выборов
В день выборов в деревнях возникают люди, словно вызванные бюллетенем из небытия. Странные, невиданные даже старожилами, они и сами удивляются своему проявлению в яви и спешат поскорей из нее уйти. Благо на участке буфет работает.
Черные косматые фигуры медленно, на четвереньках, расползаются по белому снегу. В магазине
В день выборов на платформе появляется древняя бабка с мешком семечек. На газетных кулечках мелькает слово «Перестройка». Сядет на подоконник у запертого вокзала, нахохлится и заснет. Воробьи налетают, галдят, дерутся.
Если женщины заметят ее следы, то придут, сунут в ладонь десятку, повздыхают. Вечером проснется: мешок почти пустой, в руках – деньги. Радуется: наторговала. И плетется прочь, смеркается бабка, исчезает – до следующего бюллетеня или навсегда. Поезда тут не ходят уже лет десять.
Мечтатели
Двое мальчишек из рязанского села Сапожок отправились покататься на велосипедах. Через два месяца их нашли в Праге. Один из них – по фамилии Жинжиков – однажды уже отличился. Поехал с одноклассником в соседнее село, а попал в Севастополь.
Пенсионер Смирнов из Йошкар-Олы дошел до Иерусалима за несколько месяцев. Сносил две пары кроссовок, прошел более четырех тысяч километров. Пил воду из источников, ночевал под открытым небом, завернувшись в прорезиненный плащ. Деньги жена переводила по адресам на маршруте.
В поволжском городке Мариинский Посад живет учитель Красильников. Каждую неделю он на велосипеде ездит за 40 километров в Чебоксары, где из кабинки Главпочтамта выходит в Интернет и обновляет единственный в мире русскоязычный сайт, посвященный муравьям. Треть зарплаты тратит на покупку новых научных статей. Переводит со всех языков сам, обложившись словарями.
Учитель рисования Семенов из чувашской деревни Трехизба-Шемурша ездит в Москву продавать свои картины. На вырученные деньги – покупает кирпичи и цемент. Учитель Семенов строит на краю деревни Трехизба-Шемурша Дворец искусств для сельских школьников. По проекту Шаляпина.
Безработный парень с восемью классами образования из глухой владимирской деревни не пропускает ни одной астрономической конференции. Сам выточил линзы для телескопа. Ночи напролет сидит на крыше, смотрит на звезды.
И так далее…
Бытовой сюрреализм
В Ленинграде отмечали юбилей Хармса. Открыли музей-квартиру. Привезли доску мемориальную, что, мол, «жил и работал». Приколотили, накрыли простыней, потом под звуки марша сорвали покровы, произнесли речи, похлопали… А когда гости разошлись, сняли доску и увезли в неизвестном направлении. Потому что не удалось получить от городских властей разрешения на то, чтобы доска там висела. Больше ее никто не видел.
В рамках информатизации всей страны в одно глухое село Красноярского края привезли в школу компьютерный класс. После чего местные жители написали такое письмо: «Уважаемый господин губернатор, спасибо вам большое
В калмыцкой степи поставили трехметровый бронзовый памятник Хлебникову. Издалека казалось, будто Хлебников идет по степи. Вскоре поэта из степи похитили. Подогнали «камаз», погрузили памятник в кузов и увезли. Потом Хлебникова где-то расчленили и распродали по кусочку.
Один ивановский филолог получил американский грант и издал цыганско-русский словарь, а также том цыганских народных сказок. Филолог хвастался шикарно изданным фолиантом, в переплете ручной работы, с золотым тиснением. Один человек, приходивший в филологическую общагу выпить, работал на скорой помощи, и на его участке как раз была цыганская деревня. Он взял фолиант и решил показать носителям языка. Сбежалась вся деревня. Привели под руки старейшин. Приехали на иномарках бароны. Честно просмотрели цыгане Цыганский словарь, от корки до корки. И не нашли ни одного знакомого слова! Но потом все равно украли. Из-за золотого тиснения.
В одном подъезде на окраине Ярославля нередко такое явление. На человека, решившегося подняться на свой этаж пешком, в темноте (лампочки всегда вывернуты) падает Карл Маркс. Это алкоголик из соседнего подъезда с окладистой белой бородой. Сюда он ходит в гости к одному ветерану, который умер три года назад. Карл Маркс ломится во все двери и требует Колю. Потом устает и затихает в темноте. Стоит, прижавшись к стенке, а когда кто-то идет – сразу падает, бородой вперед.
Памятник войне
В псковских полях лежит маленький серый камень. На нем вырезана уходящая прочь шеренга солдат. Одинаковые спины с рюкзаками и затылки в пилотках. Самый последний оглянулся – видно его мальчишеское недоуменное лицо.
На сером камне выбито: «Они ушли в бессмертие». Так буднично и просто, будто Бессмертие – это соседняя деревня, там – за куцым грибным леском.
А вокруг – невзрачные поля, и былинки былинно пригибаются к земле от ветра. Ощущение обыденности жизни и смерти, последней окончательной простоты, уравнивающей всё и вся.
У подножия памятника – искусственные гвоздики с выгоревшими холщовыми лепестками.
Музыка в необитаемом подъезде
Абхазия входит в сердце как две струи – живой и мертвой воды. Точнее, не так: то, что живо, обрушивается раскатистым водопадом, а мертвое поселяется внутри как незаметная заноза, которую никак не вынуть. И куда бы ты ни шел, какое бы изобилие ни рассыпала перед тобой пышная, чрезмерная природа, твой взгляд всегда немножечко отравлен, а дух – удручен. Жаркий влажный воздух, в котором, по идее, из всех человеческих чувств должна выживать только лень, простреливают разряды подспудного беспокойства. Черные взгляды людей, расслабленно опирающихся на парапет или потягивающих кофе в береговых кафе, вдруг с треском, как молнии, пересекаются у тебя за спиной – и понимаешь, что жизнь здесь имеет двойное дно. И в каком-то, скрытом от посторонних глаз, измерении война, которая закончилась четверть века назад, все еще продолжается.