Деревня восьми могил
Шрифт:
Вот, значит, как… А ведь вчера мне в голову приходило примерно то же самое. У меня с Коскэ были схожие подозрения и ход рассуждений. Но если они и проливают свет на загадочное убийство Кодзэна, то ключ к разгадке всей цепи убийств пока не найден: загадок еще более чем достаточно.
– Что же получается, Киндаити-сан, – после долгого молчания инспектор Исокава говорил с хрипотцой, – и Усимацу Игаве, и главе Восточного дома, и настоятельнице Байко просто выпал роковой жребий? И тем самым спаслись другие вероятные жертвы?
Коскэ Киндаити
– Вполне возможно, вы правы, господин инспектор… Однако не исключено, что все не совсем так.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы правы, если исходить из того, что преступником двигало исключительно суеверие. Однако…
– Однако… Что?
– Действия преступника показались мне чересчур изощренными для примитивного фанатика. Мне кажется, у преступника были еще какие-то другие мотивы.
– Вы так полагаете? – Инспектор Исокава заинтересовался новым ходом рассуждений. – Иначе говоря, вы думаете, что преступление только на первый взгляд совершено из суеверных соображений, но за ними прячутся иные, истинные мотивы, иные цели, которые ставил перед собой преступник.
– Именно так. Как бы суеверны ни были жители Деревни восьми могил, одним суеверием такую цепочку преступлений не объяснить, слишком хитроумно она выстроена.
– Какие же цели на самом деле были у преступника?
Коскэ Киндаити снова углубился в текст, но, оторвавшись от него, покачал головой:
– Не знаю. Из самого этого текста больше ничего заключить не могу. А если…
Коскэ Киндаити впервые взглянул в нашу сторону:
– Мори-сан!
– Да? – На непроницаемом до сих пор лице Мияко появилось подобие улыбке. – Я могу быть в чем-то полезной?
– Взгляните, пожалуйста, на иероглифы из этого блокнота. Нет ли у вас предположений, чьей рукой они написаны?
Строго говоря, то был листок не из блокнота, а из ежедневника размером с обычный блокнот. Это не был даже целый листок: примерно третья часть его обрезана ножницами. В оставшейся части стояли две даты: двадцать четвертое и двадцать пятое апреля. Приведенный выше список имен – десять строк – начинался под двадцать пятым; вполне возможно, на предыдущих страничках от двадцать третьего и двадцать второго апреля тоже помещался список ненавистных преступнику имен. Иероглифы были написаны авторучкой и, судя по почерку, опытной рукой.
– Почерк мужской, – определила Мияко.
– И мне так кажется. Не знаете, кому в деревне может принадлежать этот почерк?
– М-м-м… Не могу сказать. – Мияко отрицательно покачала головой. – Мне практически не приходилось читать записки или письма местных жителей.
– Может быть, вы что-нибудь можете сказать, Тацуя-сан?
Мне-то откуда знать? Я покачал головой: нет, не знаю.
– Ладно, спросим еще у кого-нибудь. – Коскэ Киндаити передал листочек инспектору Исокаве, но тут же спохватился: – Кстати, подумаем о датах. Господин инспектор, ваш ежедневник при вас, кажется? Посмотрите-ка, двадцать пятое апреля – какой день
Дни недели полностью совпали. Коскэ Киндаити заулыбался:
– Значит, без сомнения, листочек вырван из еженедельника на этот год. Жаль, что на обратной стороне нет никаких записей. А вот чей это еженедельник, пока непонятно. Что ж, будем выяснять… А! Как вовремя доктор Куно подошел!
Монахиня-воровка
Дядя Куно был чем-то невероятно напуган. Пробравшись сквозь толпу зевак, он на велосипеде пересек дворик, подъехал к келье, соскочил с велосипеда и с портфелем в руках, пошатываясь, вошел в комнату.
Я впервые увидел его всего восемь дней назад, но как он изменился за это время! Щеки ввалились, темные круги под глазами, а глаза блестят нездоровым странным блеском, взгляд беспокойный.
– Извините, опоздал… Был на вызове в соседней деревне…
Сняв обувь и войдя в комнату, дядя Куно пробормотал что-то невнятное.
– Простите, что отнимаем у вас время. Видите, что еще произошло… – начал было инспектор Исокава.
– Что, новое несчастье? – Голос дяди Куно задрожал. – Простите меня великодушно, но… ничем помочь не могу. Прошлый раз пытался и… вы знаете, что все без толку… А доктора Араи здесь нет?
– Доктору Араи предстоит вскрывать труп Кодзэна, ему для этого что-то понадобилось, и он уехал в город. Прошлой ночью в город дали телеграмму, оттуда должен приехать доктор, чтобы ассистировать доктору Араи. Мы попросим их вскрыть и этот труп, а пока просто осмотрите его, пожалуйста.
Видно было, что дяде Куно этого ужасно не хочется.
Он сам признавался, что после ошибки в определении причин смерти Куя испытывает невыносимый стыд, и в свете этого его упорное нежелание иметь отношение к новому убийству становилось вполне понятным. Но совершенно непонятно, чем он так напуган.
Пока дядя Куно сидел у тела монахини Байко, его трясло как в лихорадке, он буквально обливался потом.
– Доктор, вам плохо? – спросил Киндаити,
– Да… Как-то не по себе… Нет, это просто из-за усталости… Слабость какая-то…
– Нельзя так… Доктор должен беречь себя. Ну как? Что показывает осмотр?
Поспешно осмотрев труп, дядя Куно ответил:
– Сомнений нет. Такая же смерть постигла и Кодзэна, и главу семьи Тадзими. Но все-таки выслушайте еще мнение доктора из N.
– Сколько часов назад она скончалась?
– Думаю, прошло уже часов четырнадцать–шестнадцать, – с кислым видом проговорил доктор Куно. – Сейчас одиннадцать часов, значит, скончалась она вчера вечером между семью и девятью часами. Но это тоже точнее установит доктор из N. Я в подобных материях не специалист.
Дядя Куно быстро схватил свой портфель:
– Что ж, позвольте покинуть вас… – Он встал и направился к двери.
– Постойте, доктор, секундочку, пожалуйста, – остановил его Коскэ Киндаити. – Я хотел бы показать вам кое-что. Вы не знаете, чей это почерк?