Деревня
Шрифт:
VII
Ах, раскройся, мать сыра земля,
Поглоти меня, несчастную!!.
Еще солнышко вихра не думало выставлять, как уже Григорий, муж Акулины, выбрался из каморы, куда накануне положили его с женою, и ушел в поле. Само собою разумеется, что такое усердие не могло проявиться в нем без особенной причины; он наверняка об эту пору думал поймать соседей, взявших с некоторого времени повадку пускать лошадей своих на его гречиху и овес. «Добро, — молвил он, украдкою приближаясь к своим нивам, — добро! Вы, чай, мыслите:
Григорий махнул рукой и без дальних рассуждений пошел отхватывать по соседней ржи. Уж начали было мелькать перед ним верхушки ветл, ограждавших барский сад, мелькнула вдалеке и колокольня, как вдруг рожь в стороне заколыхалась, и, отколе ни возьмись, глянула сначала одна шапка, потом другая и третья; не успел Григорий присесть наземь, как уже увидел себя окруженного тремя мужиками.
— Э-ге-ге!.. Так это, брат, ты? — вскричал самый дюжий из них, в котором Григорий узнал дядю Сысоя. — Так вот оно как! Нет, знай, не отбояришься… не пущайте его, ребята…
Петруха Бездомный и Федос Простоволосый пододвинулись.
— Что, словно черти, обступили?.. Что надо?..
— Небось чужое-то не свое — не жаль…
— Да ты чего лезешь?.. Нешто твое?
— А то чье же?..
— Ну, твое так твое… и черт с тобою!..
— Вот мы те покажем черта…
— А что ты мне покажешь?..
— Да… а помнишь, как летось батька твой поймал на своих горохах мою кобылу да слупил целковый-рубль?.. Этого ты не помнишь?
— А что мне помнить?..
— То-то, воронье пугало! Теперь и тебе не уйти…
— Да чего те надо? Леший!
— Э, брат! Ты еще куражишься… Хватай его, ребята!..
Мужики бросились на Григорья; тот, парень азартный, изворотливый, видя, что дело дошло до кулаков, мигом вывернулся, засучил рукав, и дядя Сысой не успел отскочить, как уже получил затрещину и облился кровью.
— А! Так вяжи ж его, ребята! Вяжи его, разбойника! — закричали что было мочи мужики, уж не на шутку принимаясь комкать Григорья. Тут сила перемогла его: дядя Сысой, Федос и Петруха связали его кушаками, не потерпя даже на этот раз малейшего ущерба, разве только что гречиха первого была решительно вся вымята во время возни, — а она ведь все же чего-нибудь да стоила, ибо у Сысоя, его жены и детей всего-то было засеяно ею полнивы.
— Тащи его, братцы, прямо к барину, тащи!.. — кричал дядя Сысой, размазывая
— Что, взял? — говорил Петруха Бездомный. — Не хотел по добру ладить… вот те бока-то вылущат… погоди.
— А! Мошенник! — продолжал дядя Сысой, не забывая мазнуть себя по носу. — Я ж покажу!.. Разбойник! Тащи… тащи, ребята… тащи его!..
— Что, брат Гришка, — подхватывал Петруха, — якшаться с нами небось не хотел: и такие, мол, и сякие, и на свадьбу не звал… гнушаться, знать, только твое дело; а вот ведь прикрутили же мы тебя… Погоди-тка! Барин за это небось спасибо не скажет: там, брат, как раз угостят из двух поленцев яичницей… спину-то растрафаретят…
— А что, дядя Сысой, — молвил Федос, — вестимо, чай, жутко ему будет?.. Так выпарят… и!.. и!.. и!.. Господи упаси!..
Рассуждая таким образом, мужики заметно придвинулись к околице; тут Григорий, не показавший во все время смущения или робости, стал вдруг крепиться и упираться ногами. Дядя Сысой, заметив это, перемигнулся с Петрухой и, как бы почувствовав прилив вдохновения, произнес:
— Стой, ребята! Стой!.. Гришка! Вот те Христос, отдерут, не на живот, а на смерть отдерут… Слушай! Ну… хошь аль не хошь?
— Ну что?.. Ну, хочу…
— Братцы! Уговор лучше денег, — продолжал тем же восторженным тоном дядя Сысой, — бог с ним… обидел он меня… уж вот как обидел… ну да плевать… выпустим его…
— Выпустите, братцы! Ну, за что вы меня тащите? Выпустите! Ей-богу, скажу спасибо…
— Э-ге!.. Даром кафтан-то у те сер, а ум-то, верно, не лукавый съел… ишь чего! А ты думаешь, спасибо, да и отбоярился?
— Чего ж вам еще?..
— Что больно дешево?.. Нет… ты, брат, вот что… Ну, да что с тобою толковать! Давай целковый!
— А отколе возьму его?..
— Не хошь?.. Тащи его, ребята, тащи!..
— Гришка, полно тебе артачиться! — сказал Петруха. — Хуже будет, шкурою ведь заплатишь… вот те Христос, такого срама нахлебаешься, что и!..
— Толком говорят тебе, откуда мне взять его?.. Ну…
— Врешь, чертов сын! У вас с бачкой денег много… недаром всю деревню вчерась угощали… Ну, хошь, что ли, говори?
— Ей-богу, дядя Сысой, провалиться мне сквозь землю, если есть такие деньги…
— Э! Ну, черт с тобой! Давай полтинник.
— Да нету, тебе, чай, говорят!
— Нету?.. Ну так тащи его, ребята… тащи, тащи, тащи!..
— Погодите… дядя Сысой… стойте… дайте вымолвить слово… пять алтын, по-моему, бери!
— Эк, ловок больно! Нет, этим обиды, брат, не вышибешь… Тащи его, знай, ребята, тащи…
— Ну, двугривенный… Вот как бог свят, больше нет ни полушки!..
— Ребята! — крикнул снова дядя Сысой. — Была не была! Возьмем с него двугривенный да магарычи в придачу… Идет, что ли?
— Отсохни руки и ноги, если у меня есть больше, — всего двугривенный…
— О! Еще скалдырничает… Так ты не хочешь?
— Не замай его, дядя Сысой, сам напоследях спокается…
— Вестимо! — вымолвил Федос.
— Черт же бы вас подрал! — сказал Григорий. — Ну, развязывай руки-то, что ль…
— Двугривенник и магарычи — слышишь?
— Ну, слышу!
— Идет?
— Ну, идет!
— Развязывай его, ребята! Давно бы так: кобениться еще вздумал… эх, жила, жила!..
— Да куда мы пойдем-то?..
— Вестимо, куда! Река, чай, не больно далече…