Дерево ангелов
Шрифт:
— Катя!
Грянул выстрел, послышались крики, и Катя с криком «Нет! О нет!» бросилась бежать. Шаль упала на землю, и когда Нина подобрала ее, лимонное платье уже скрылось из виду.
Глава вторая
Январь 1912
Катя вышла замуж за Ивана. Свадьбу сыграли через месяц после той помолвки — скромно, в узком семейном кругу, и новобрачные сразу же уехали в Ниццу, где Иван должен был войти в дело своего дяди.
С тех пор прошло уже полтора с лишком года, и сегодня утром Нина вспомнила, как сестра напутствовала
Летом приятно было проходить, раскинув руки, между чистых простыней, с хрустом колыхающихся, словно паруса, на бельевых веревках. Но за ними, в середине, всегда скрывался ряд покрытых пятнами тряпиц и лоскутков, похожих на флаги брошенного судна. Те из них, что принадлежали прислуге, были просто ветошью, нарванной из старого полотна, маме же принадлежали подрубленные хлопчатобумажные платочки, которые после сушки спрыскивали лавандовой водой и стыдливо прятали в нижнем ящике большого гардероба.
Когда Катя объяснила, для чего эти тряпицы, Нина была в ужасе, хотя и знала, что у собак на ферме бывает кровь. Когда у сук начиналась течка, их держали на крыше сарая, на привязи, чтобы они не спрыгнули к воющим внизу псам. Конечно, с женщинами не случалось ничего подобного, и все же тряпицы на веревке были позорной уликой, означавшей, что раз в месяц женщина считалась нечистой. Если срок кухарки наступал на Страстной неделе, то готовить пасхальные куличи поручали какой-нибудь другой женщине.
Правда, кровь на снегу сегодня утром не была человеческой — кухарка чистила форель.
— Убийца! — зловеще проговорила она.
Возвращаясь с рынка, Дарья встретила управляющего Сергея Рудольфовича, который поведал ей новость о сбежавшем убийце. Дарья продолжала:
— Мальчонка влетел во двор, весь белый от страха, и орал во все горло, что человек тот прячется в одном из сараев на дворе. Барин догнал его на коне и всадил ему в сердце охотничий нож. Так-то!
Нина сжала воротник своего темно-синего шерстяного пальто и представила героем этой истории не Сергея Рудольфовича, а папу. За утро она уже слышала рассказ об этом происшествии дважды, но была рада послушать вновь. Однако мисс Бренчли не очень хорошо понимала простонародный говор, да и нелегко было отвлечь гувернантку от ее обязанностей.
— Идем! — Нина почувствовала, как ее тянут за рукав. — У нас еще несколько минут, чтобы погулять в саду до обеда.
Мамина бабка по матери была наполовину англичанкой, наполовину француженкой. Ее отец, купец-англичанин, привез дочь с собой в Россию, где та познакомилась с богатым московским купцом, за которого и вышла замуж. Она научила своих дочерей обоим языкам, которые были для нее родными, а те в свою очередь передали эти языки своим детям. Нина говорила по-английски с пеленок — сперва с мамой и папой, а потом с гувернантками-англичанками, среди которых мисс Бренчли была четвертой по счету.
В эту минуту Нина ломала голову, стараясь вспомнить слово, попавшееся в одном из французских романов, которые оставила ей почитать Катя. К сожалению, сказать об этом мисс Бренчли было никак нельзя: англичанка не одобряла французские романы и не считала их подходящим чтением для двенадцатилетней девочки.
— Нина?
Наконец слово всплыло в памяти само по себе.
— Suicider, — произнесла Нина. Французские слоги превратились в холодном воздухе в пар и поплыли вверх.
Нина хорошо знала эту особенность лица мисс Бренчли: оно становилось
— Se suicider, — поправила гувернантка, дергая за кожаный ремешок. — Совершить самоубийство.
— Да. Я знаю одну историю о молодом человеке, который совершил самоубийство. По мнению его матери, все случилось из-за того, что мамина тетя, моя двоюродная бабушка Аделаида, была слишком любезна.
— О чем ты говоришь, Нина?
Скосив глаза, Нина увидела, что лицо англичанки нахмурилось до такой степени, что сделалось почти прекрасным.
— Двоюродная бабушка Аделаида была сестрой маминой матери, самой младшей в семье. На своем восемнадцатом дне рождения она дала согласие на брак с молодым человеком, которого знала с детства… В общем, через несколько недель после своего дня рождения Аделаида с родными и друзьями отправилась на пикник к знаменитому водопаду. После пикника джентльмены взобрались на холм, чтобы посмотреть на водопад сверху, а дамы пошли прогуляться в лес. Вдруг послышался душераздирающий крик, Аделаида и ее подруги побежали к подножию водопада и нашли там тело ее жениха.
— Какой ужас! Должно быть, он поскользнулся на влажных камнях.
— Его братья и сестры все умерли в младенчестве, и его мать, вдова, так никогда и не оправилась от горя. Она заявила, что во всем виновата Аделаида, она, мол, слишком много говорила на пикнике с другим молодым человеком, поэтому ее сын в приступе ревности прыгнул в водопад. Но мама говорит, что это не так, он просто перебрал сливянки. — Но Нина знала, что на самом деле мама не верит в это.
— Гм. — Тон мисс Бренчли ясно говорил о том, что в Англии молодые люди не употребляют сливянку. Может быть, вместо этого они пьют херес. В глубине своего гардероба мисс Бренчли держала бутылки с хересом.
Рассказывая историю двоюродной бабушки Аделаиды, мама всегда печально качала головой, но при этом чуть заметно улыбалась, так что и самой нельзя было удержаться от улыбки, несмотря на плачевную судьбу молодого жениха и его матушки. Однажды Нина спросила, как давно все это было, и мама ответила: пятьдесят лет назад — и добавила, что поскольку ее собственных родителей и Аделаиды уже нет в живых, то они, возможно, единственные люди, кто еще помнит о молодом человеке. Мама называла его имя, но Нина забыла. Ей хотелось сбегать в дом и спросить маму, как все-таки его звали, но мама последнее время была очень усталой: она ждала ребенка, и доктор Сикорский подчеркнул, что для нее очень важно как можно больше отдыхать.
— Бешеный был человек. — Дарья прищурила серо-голубые глаза, отрезая Нине ломтик вишневого пирога. — Просто зверь какой-то. Только на прошлой неделе он порешил ни в чем не повинного банковского служащего, у которого были жена и двое ребятишек. Кто знает, сколько еще человек он мог бы убить в собственных постелях, кабы Сергей Рудольфович не рискнул жизнью и не погнался за ним.
На одном конце кухонного стола горничная, всхлипывая, жаловалась, что жутко боится идти сегодня вечером в баню. Нина уселась с куском пирога на другом конце и стала перечитывать последнее письмо от Кати. Двухмесячные близнецы, Марина и Софья, заболели крупом, и Катя была обессилена заботами о них и поведением своей французской прислуги, которая вечно грозилась уйти.