Дерево душ
Шрифт:
– Нет, – отвечают малыши, – мы близнецы.
– Значит, двойняшки! – уверяет мальчишка.
– Нет, близнецы!
– Значит, двойняшки!
И так они еще долго спорили, пока не появился еще один малыш, неотличимый от тех двух, и не сказал:
– Чего пристал? Мы не двойняшки, а тройняшки. Я писать ходил!
Конечно, сейчас Никита смех сдержал. Гость мог решить, что смеются над ним, а над взрослыми смеяться не стоит, даже если очень хочется. Невежливо, а главное, неполезно для
А впрочем, дед все равно не оставил Никите времени ни на смех, ни на извинения, ни на объяснения.
– Да что ж ты несешь, мэргенушко, батюшко?! – вскричал он сердито, всплеснув руками. – Брат! Двойник! Вот удумал, а?! Знаешь, кто он такой? Это для нас для всех наиперший враг!
– Для кого «для нас для всех»? – уточнил Никита. – Для нас с вами или в смысле и для России?
Дед посмотрел на него снисходительно:
– Для нас! Для России! Подымай выше, мэрген! Для всего мира подсолнечного!
Тут Никита не удержался и все же хихикнул.
Он-то раньше думал, что подсолнечным бывает только масло… А оказывается, и мир!
– Веселишься? – горько спроси дед. – А вот поди-ка на него еще разок погляди! Думаю, у него уже сила изошла – мою личину на себе держать. Увидишь теперь, каков он на деле! Но только смотри не открывай дверь! Ни за что! Поклянись!
– Да не открою я, – сказал Никита. – Зачем мне?
– Нет, ты поклянись! – не унимался дед. – Поклянись, что ни за что не откроешь! Ни за какие коврижки!
– Чем же клясться? – спросил Никита.
– Чем? – дед призадумался. – Ну, ты просто побожись. Только не стой рядом со мной. В сенцы ближние выйди.
– А почему? – удивился Никита.
– Да что ты все спрос да спрос! – рассердился старик. – Почему, почему! По кочану да по капусте! Иди вон в сенцы да божись! Только на меня при этом не смотри!
Никита вышел в коридор, но не удержался – глянул-таки через плечо. И увидел: дед мало того что под стол залез – еще и табуреткой загородился!
– Не смотри на меня, говорено же! – донеслось до Никиты сердитое шипенье. – Божись давай!
Никита послушно отвернулся и пробормотал, уставившись в стенку:
– Ей-богу, никому не открою дверь!
– Побожился? – донесся сдавленный голос.
– Все в порядке, – отозвался Никита и отправился к дверям, от которых несся очередной звонок.
Между прочим, дедушка-суседушка совершенно напрасно заставлял Никиту божиться. Потому что не только за какие-то там коврижки, но и вообще за все сокровища мира он не открыл бы двери тому кошмарику, которого разглядел в глазок!
От облика прежнего маленького, добродушного дедули ничего не осталось. Косматый, желтолицый, морщинистый, огромный старик маячил за дверью!
Его узкие черные глаза, чудилось, прожигали дверь насквозь. Из косогубого рта вырывалось не то рычание, не то шипение:
– Впусти меня! Приюти! Обогрей! Сил нет! Сейчас упаду да помру! Слабый я! Старый! Смилуйся!
Если бы Никита решил задавать вопросы, так сказать, по теме, первый был бы такой: раз вы, дедушка, такой старый и слабый, как говорите, отчего не постучали в какую-нибудь дверь на первом этаже, а поперлись аж на пятый, вдобавок без лифта? А во вторую очередь Никита спросил бы: кто ж просит о помощи таким злобным, угрожающим голосом?!
Впрочем, ни вопросы задавать, ни в какие-то разговоры пускаться с этим ужасным стариканом Никита не стал. Он просто повернулся – и дал деру прочь от двери.
Стало страшно! И даже не жуткая морда, которую он увидел в глазок, напугала Никиту, а то, что на площадке находился еще кто-то, кроме черного старика. Этот неизвестный то ли за спиной старика прятался, то ли вообще внутри него сидел!
Как это могло быть?! Никита не знал…
И еще… На площадке металась и плясала тень старика.
Эта тень была без головы!
Что, опять показалось? Не много ли нынче кажется?!
Вбежал в кухню. Дедка-суседка так к нему и бросился:
– Ну что? Видел? Каков он?
– Ужас… – еле смог пошевелить губами Никита.
– Вот! – зачем-то погрозил ему пальцем дедок. – А я что говорил! А ты божиться не хотел!
– Он кто такой, этот?.. – Никита помахал руками вокруг головы, изображая косматые волосы.
– Сам толком не ведаю, – вздохнул дед. – Знаю лишь, что нечисть злая, могучая! Я и сам, известное дело, нечистик, но мои проказы с евонными и равнять нельзя.
– Вы нечистик? – озадаченно нахмурился Никита. – В каком смысле?
– Говорено же тебе – суседка! Дедушка-суседушка! – повторил старик. – Неужто не понимаешь?
Никита поднял было плечи – пожать ими, – да так и остался стоять в этой позе, потому что грохот, раздавшийся из прихожей, заставил его окаменеть от ужаса.
Стучали в дверь. Нет, стучали – это не то слово!
В нее колотили так, словно хотели вышибить из косяка! Ломились яростно, и диву можно было даваться, что никто из Никитиных соседей не выскочил на площадку и не накричал на нарушителя ночного спокойствия.
Не исключено, что кто-нибудь все же высовывался. Но увидел эту жуткое существо – и счел за лучшее убраться в свою квартиру и запереться на все замки.