Дерево Джошуа. Группа ликвидации
Шрифт:
Я потянулся к его запястью, чтобы нащупать пульс, но не смог разомкнуть ему руки. Ясное дело: он был просто убежден, как всякий человек с простреленными кишками, что ему надо обхватить свой живот и не дать внутренностям вывалиться наружу. Возможно, он был прав. Стрелявший всадил в него не одну нулю.
— Вэнс, — позвал я. — Вэнс, это Эрик!
Мне показалось, что он меня не слышит. Но потом его веки дрогнули.
— Прости… Кровь везде, — прошептал он. — Мне неловко…
— Да, — сказал я. — Давай-ка я отвезу тебя в больницу. Там будешь хохмить.
Он слабо покачал головой:
— Времени
— К черту разговоры. Продержись, пока я не найду место, куда тебя можно отвезти.
— Эрик! — сказал он окрепшим голосом. — Я хочу тебе доложить. Я ждал несколько часов в надежде, что ты придешь прежде…
— Ладно, черт с тобой, докладывай, только побыстрее!
— Жених, — зашептал он. — Зовут Карлссон. Большие связи на континенте. Рауль Карлссон. Коротышка…
Не желая, чтобы он понапрасну тратил силы, я прервал его:
— Не надо. Я уже встречался с этим джентльменом. Что тебе удалось выяснить о Веллингтоне?
Если уж этому упрямому служаке так важно было все мне выложить, я мог, по крайней мере, поторопить его. Но он, похоже, меня не слышал. Они уже думал о своем.
— Ни при каких условиях не предпринимай никаких шагов, — шептал он. — Это приказ. Это приказ. Податливая, мирная овечка в Вашингтоне. Как может защитить себя человек, если ему запрещено убивать?! Он был такой квелый — точно засахаривщийся сироп, Отличная американская поговорка, а? Представляешь, я не был в Штатах с самого конца войны. Вечно эти новые задания, переезды с места на место… Он был как… Я прострелил ему плечо. Больше я ничего не мог сделать — согласно этим дурацким инструкциям. Ни при каких условиях… Почему бы им просто не приказать нам совершить самоубийство?
— Кто это был? — спросил я. — Кто тебя подстрелил, Вэнс?
Он покачал головой:
— Никто. Некто с пистолетом. Не теряй времени и сил на его поиски. Просто всади одну пулю в Каселнуса за меня, когда придет время. — Его лицо исказила гримаса боли. — Что-то я забыл… Ах да, Веллингтон. Ты хотел узнать о Веллингтоне…
— Забудь о Веллингтоне, — сказал я. — Тебя надо срочно отвести к врачу.
— Нет, — прошипел он. — Нет. Это важно. Я должен сказать тебе о Веллингтоне. Берегись… Веллингтон… — он глубоко вздохнул Вдруг его глаза широко раскрылись, и он улыбнулся широкой кровавой улыбкой. — Как же это скверно, Эрик. Теперь мы никогда не узнаем.
— Не узнаем чего, Вэнс?
— Не узнаем, смог бы… отвести меня…
Потом он умер. Невидящий взгляд его широко раскрытых глаз был устремлен мимо меня. Вероятно, он уже ничего не видел, но гарантировать я этого не мог, ибо ни разу еще не был на том свете. Вэнс, мужественный парень, силился сделать свой последний в жизни доклад, но так и не успел его закончить. Тут мне пришло в голову, что я ведь даже не знал его настоящего имени. Я выпрямился и взглянул на свои ладони. Они были ярко-красными. Мда, обычно кровь и не бывает другого цвета.
Услышав за спиной шаги, я обернулся и увидел, что от дверей отеля ко мне бежит Лу.
— Что случилось, Мэтт? У тебя такое лицо. Что с тобой?
Я медленно зашагал ей навстречу. Она остановилась, запыхавшись от бега.
— В
— Мертвый?! — вскрикнула она. — Кто? Мэтт, что у тебя с руками?
Она рванулась было мимо меня, чтобы заглянуть в окно «вольво», но я тут же загородил ей дорогу.
— Я не хочу, чтобы ты видела. Это ужасно, Лу. Иди обратно в отель. Я иду за тобой.
— Мэтт…
— Если будешь спорить со мной, куколка, я тебе башку отверну. Повернись и иди. Это был классный парень. Ему будет неприятно оказаться с таким барахлом, как ты.
Она побледнела, раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но потом передумала. Она медленно повернулась и зашагала к отелю. Идя следом за ней, я говорил:
— Забудь о том, что я его знаю.
— Хорошо.
— Мы с тобой его не знаем. Мы понятия не имеем, как он очутился в моей машине. Мы не пользовались машиной со вчерашнего вечера. Она всю ночь простояла около дома директора Риддерсверда. А сегодня утром ее пригнала сюда фрекен Элин фон Хоффман…
— Ты хочешь, чтобы я все это им сказала…
— А почему нет?
— Мне показалось, тебе нравится эта девушка.
— Нравится? А какое это имеет отношение к делу? Мне нравишься ты. Сейчас ничуть не меньше, чем раньше, но я перережу тебе горло, как только представится такая возможность, если ты скажешь хоть одно слово невпопад. И если ты думаешь, что это гипербола или метафора, вспомни, детка, что я ношу с собой в кармане брюк и зачем я здесь — и потом подумай хорошенько…
— Спокойно, Мэтт!
— Сыпь именами. Риддерсверд. Фон Хоффман. Честные добропорядочные шведские граждане. Возможно. В любом случае, это только запутает все дело. И помни, сладкая моя, что мне ужасно хочется обхватить своими кровавыми лапами твою изящную шейку и придушить тебя как паршивую кошку.
— Я не убивала его, милый!
— Верно, — мрачно сказал я. — У тебя есть алиби — если убийство произошло этой ночью, не так ли, радость моя?
Она обернулась — в глазах ее стоял ужас — и быстро сказала:
— Ты мне не веришь?
— Почему же! Ты выбегала ночью из отеля, чтобы получить инструкции. Ты вернулась и стала действовать в соответствии с ними и, можно не сомневаться, в точности выполнила все, что тебе было приказано. Это очень удобно, не правда ли, что мы с полуночи практически ни на минуту не упускали друг, друга из виду?
— Милый, я клянусь тебе, что…
— О да, ты очень убедительно клянешься, детка. И, возможно, его пристрелили много позже полуночи, но тебе посоветовали запастись алиби на всякий случай, не зная еще точно, где и когда убийца войдет с жертвой в контакт. Или у вас называется «замочить» — как говорят ребята из мафии у нас в Америке? Но в нашем подразделении мы называем это «войти в контакт». Надеюсь, что я сам очень скоро войду в контакт с кем нужно. — Я замолчал, чтобы перевести дыхание. — Что ж, рассуждая объективно, у нас все идет как по маслу. Ты знаешь, что я знаю, что это не ты — не ты лично, по крайней мере. А мы оба весь день были на виду у людей, у компании, слава Богу. Но я уверен: тебе известно, кто его убил. По крайней мере, ты знаешь, кто это подстроил. Не так?