Деревянный ключ

Барлам Тони

— То есть тогда же, когда и предки Гольдшлюсселя?

— Именно! Я незамедлительно отправился в Хальберштадт, взял образчики от обоих предметов и по возвращении в Берлин провел экспертизу.

— И что же оказалось?

— Подделка. Кусок искусственно состаренного тюрингского дуба и голландское полотно конца шестнадцатого — начала семнадцатого века. Значит, легенда оказалась правдой, и артефакты действительно перекочевали в Англию. И тут я узнаю, что четвертый фигурант нашей истории прибывает в Данциг через Данию из Англии, а при таможенном досмотре

в его саквояже обнаруживаются вышеозначенные реликвии! Увы, узнаю я об этом слишком поздно для того, чтобы устраивать игру по своим правилам. Номер четвертый успевает лечь на дно. — Рудольф развел руками, изображая раскаяние.

— Я вас в этом не виню, друг мой. Вы и так совершили невозможное. Продолжайте, пожалуйста! Что это за четвертый номер?

— Некто Мэттью Берман. Обозначим его литерой C. Еврей, капиталист, типичный космополит, агент британской разведки, а также папиролог и палеограф выдающихся способностей.

Гиммлер незаметно записал в блокноте карандашом слова «папиролог и палеограф».

— Я бы удивился, если бы дело обошлось без евреев, — раздраженно сказал он. — Как вы полагаете, какова его роль?

— Во-первых, он финансирует все предприятие. Во-вторых, организует его. В-третьих, очевидно, выступает в качестве палеографа, то есть расшифровывает какие-то древние документы.

Рейхсфюрер зачеркнул слово «палеограф». Рудольф продолжал:

— Это наводит на мысль о том, что вся процедура ритуала, включая магические заклинания, попала в руки A и B, и они, будучи не в силах прочесть манускрипт, обратились за помощью к C. Судя по описанию ритуала в легенде, им все равно был нужен третий. Теперь, опуская за неимением времени некоторые этапы моего умственного процесса, начерчу полученную в его результате схему: Зудерманн принадлежал к тайной меннонитской организации, назовем ее условно «хранителями».

— Хранителями чего?

— Некоей традиции. Я позже изложу свою версию. Итак, «хранители» по какой-то причине утрачивают нечто из хранимого и пытаются отыскать. Им становится известно, что способ отыскать утраченное есть, но знают его только тибетские ламы. Европейцам же в Тибет дорога заказана. И тут Зудерманн узнает о выкормыше меннонитов B, который подвизается по научной стезе в Тибете. Он связывается с B, встречается с ним в Индии и сообщает нечто такое, отчего тот бросает исследования и отправляется в Германию. Вскоре после этого на сцене неизвестно откуда появляется младенец A. Следовательно, он и был тем, что искали «хранители».

— Но каким образом B это удалось?

— Но, рейхсфюрер, вы же знаете, что тибетские ламы перед смертью указывают, где и по каким признакам искать их преемника!

— Ах да, конечно, конечно! Но чьим преемником был A?

— Но это же очевидно! Sangreal! Истинная кровь!

— Вы хотите сказать…

— И говорю! Святой Грааль, спасенный, согласно легенде, Иосифом Аримафейским, это не что иное, как кровь древних властителей мира! Не собранная в чашу, а живая! Династия, пережившая тысячелетия, сохранилась поныне!

Услыхав

про династию властителей, Гиммлер осторожно откашлялся и уставился на Рудольфа стеклянным взглядом:

— И что я должен с ними делать? Возводить на трон?

— Разумеется нет! Использовать в своих целях заключенную в них древнюю силу!

— Но как? Простите, Рудольф, но я никак не возьму в толк… При чем тут деревянные люди?

— Боже мой, рейхсфюрер, это же очевидно! Вы же читали легенду! А обладает способностью создать с помощью древнейшей магии некое сверхсущество, обладающее невероятной силой убеждения!

— И как это действует?

— Вы знаете, что я недурной гипнотизер…

— Вы уникальный гипнотизер!

— Благодарю вас, рейхсфюрер. Вы видели, как я могу заставить сразу нескольких людей перестать меня замечать, вы видели, что Шэфер до сих пор убежден, что не выдал в разговоре со мной своего друга…

— Кстати, Шэфера я решил отослать в Дахау.

— Не слишком ли суровая кара за то, что человек остался верен идеалам студенческого братства?

— Будь мне непонятны и неблизки его побуждения, я бы послал его туда узником навсегда, а не временно — офицером охраны. Однако он должен быть примерно наказан за недопустимый в нашем деле индивидуализм. Нужно понимать, что нынешние идеалы превыше всех прочих! Но вернемся к гипнозу!

— Да… Вам известно, что в спецлаборатории Бокия я также занимался этими вопросами. Так вот, к сожалению, есть люди, гипнозу не поддающиеся. А теперь вообразите себе гипнотизера, перед которым не в силах устоять никто! И этот гипнотизер способен внушать миллионам людей одновременно!

— Что внушать?

— То, что вы внушите ему. Представьте себе, чего вы сможете добиться, имея такой рупор! Это вам не дудочка гаммельнского крысолова. У меня есть основания полагать, что и иудаизм, и христианство были инициированы этим самым способом.

— Вы совершенно меня убедили, Рудольф! Мне нужна эта вещь! Добудьте ее, и можете рассчитывать на… мою бесконечную признательность!

— Я не меньше вашего заинтересован в успехе, рейхсфюрер. Ведь вы же делаете это на благо Рейха.

— О да, о да. Но скажите, почему так важно брать живыми всех четверых? Разве недостаточно одного A?

— Нам неизвестна роль каждого из них. Возможно, ритуал представляет собой что-то вроде свадьбы с двумя уникальными свидетелями, и стоит убрать одно звено, как все рассыплется. Мы не можем рисковать.

— Да-да, я понимаю, — простонал Гиммлер, поднимаясь. — Просто это все так осложняет. Я даю вам своих лучших специалистов, из которых планировал в ближайшем будущем сформировать ядро батальона специального назначения. Это опытные бойцы. Они прошли Испанию, работали в Африке, были в деле в Судетах. Беда в том, что у меня их всего двенадцать. Жаль будет потерять и одного из них.

— Что ж, всякая игра стоит свеч, рейхсфюрер. А такая игра тем более, — сказал Рудольф, пожимая протянутую Гиммлером мягкую влажноватую руку.